Скажи это Богу
Шрифт:
– Не бойся, - успокоил ее профессор.
– Это купола ?храма.
– Мы приехали?
– Она открыла глаза.
– Почти. Вон там, смотри, ворота, за ними другая жизнь. И тебя ждут.
Тима не спросила, что такое купола, храм и ворота. Она приготовилась к неизвестному, пока ничем не смущавшему ее душу. Что-то терзало профессора - она уловила его состояние и решила больше не вмешиваться в его чувства, в которых все было непонятно ей.
Машина остановилась. Профессор вытащил из багажника большой кожаный чемодан и повел Тиму навстречу женщине в черном облачении,
– Здравствуйте, матушка, - хрипловато сказал ей про?фессор.
Тима молча поклонилась женщине, удивив профессора этим тихим, безмолвным поклоном.
– Добрый день, Василий Моисеевич, - откликнулась женщина.
– Деточка, возьми чемодан и пойдем. В добрый путь, - сказала она профессору, - с Богом.
В замешательстве он посмотрел на тяжелый чемодан и неуверенно передал его Тиме. Девушка легко подхватила его и пошла за женщиной. У самых ворот она обернулась и беззаботно помахала профессору свободной рукой. Прекрасное лицо тоже светилось свободой.
Ворота закрылись. Василий Моисеевич почувствовал что-то близкое к восторгу, даже к счастью. Никаких особых поводов ко столь внезапному сильному чувству вроде бы не было. Расставание с Тимой он вообще не успел осознать, это событие еще как бы и не произошло. Слишком буднично и быстро прошла передача чемодана...
В чем дело? Он вернулся к машине, хотел ехать, но, открыв дверцу, тут же захлопнул ее, огляделся и спустился к реке. Чистейшая вода, прозрачно игравшая голубым и зеленым, притянула его взор своими бессмертными магнитами. Профессор остановился у края суши и с непонятным ему восхищенным страхом посмотрел на легкое, безмятежное течение вечности, ничего не зная и ничего не понимая в этот миг ни про себя, ни про других. Он только чувствовал нечто - другое, и не знал его имени. Он чувствовал, что пять минут назад произошло событие, от которого пойдут круги пошире, чем от события старинного, двадцатилетней давности, когда он подобрал бесчувственную девочку в глухой деревне и заигрался в дочки-матери. Он больше не хотел кругов и событий. Сегодня он вычеркивал из своей жизни свой долгий эксперимент, свое творчество, свою Тиму, обманувшую и его науки, и его сердце.
Рассматривая водоросли, он ощутил и себя водорослью, с корнем на невидном дне и верхушкой, в пояс кланяющейся течению. Все эти почти возвышенные чувства он не любил, сливаться с природой не хотел ни на минуту, но другое, охватившее его крепко и бесповоротно, шептало: "Не уходи".
– Я не только уйду, я - уеду, - громко возразил Василий Моисеевич, сопротивляясь воде, решительно развернулся и побежал к машине.
И всю дорогу до Москвы он слышал, как снисходительно улыбается ему вслед перламутровая река, голубая, зеленая, с философскими водорослями у берега.
Приеxали...
Алина металась по своей квартире и выдумывала предлоги: забыла пудреницу, или посмотреть пестрых рыбок, или спросить у поварихи рецепт кекса. Бред Бредович Бредов - так она пригвоздила свои потуги. Фантазия, выдумавшая столько сюжетов, издевательски подбрасывала писательнице одну лишь отборную чушь. Ни единого пристойного
Подойдя к окну, Алина залюбовалась чистотой летнего света, ласковой погодой и немножко успокоилась.
У подъезда притормозила машина, водитель вышел, и потрясенная Алина узнала доктора. Двух мнений быть не могло: он сам лично приехал к ней. Ни к кому больше в этом доме у него не могло быть дела. Он приехал к ней.
Отпрянув от окна, Алина бросилась к зеркалу, причесалась поаккуратнее, подкрасила губы и побежала в коридор. Доктор не успел позвонить, как дверь открылась, и Алина пригласила его войти.
– Не ждали?
– усмехнулся профессор.
– Как вам сказать...
– Угостите кофе?
– Разумеется. Он уже готов.
– Вы одна?
– Уже нет. С гостем. О-о-чень дорогим.
Сели в гостиной. Помолчали.
– Я прошу прощения, но мне нужно было вас повидать. Раз уж мы остались друзьями. Превосходный кофе.
– Да, это я умею, - кивнула Алина, подавая сливки.
– Вы много чего умеете, - заметил профессор.
– А уж с вашей помощью мой репертуар расширился солидно, - нахально ответила Алина, все еще не веря своим глазам.
– Но я еще не выполнила вашу просьбу, я не могу, я не виновата...
– Я собираюсь в дальнюю и длительную командировку, - перебил профессор.
– И вам нужны деньги?
– неожиданно для себя самой съязвила Алина.
– Так... Понятно. Все еще беситесь, - сказал он.
– А зря. Честное слово, зря.
– Василий Моисеевич, - быстро заговорила она, - пожалуйста, позвольте мне пообщаться с вашей Тимой. Простите за все.
– Невозможно, дорогуша, - покачал он головой.
– Простить?
– Пообщаться.
– Что случилось?
– Она больше не моя. Уехала. Навсегда.
– Зловеще звучит.
– Уверяю вас, все в порядке. Она жива и здорова. А зачем это вам?
– искренне удивился профессор, вдруг переварив просьбу Алины.
– Сама не знаю. Она как ангел...
– Уже нет. И не стоит вам лезть в это дело.
– Я не прикасалась к вашей голове, честное слово, - с мольбой сказала Алина.
– Я теперь тоже так думаю. Дружеская просьба отменяется. Вы не сможете ее выполнить. И не надо, сам разберусь...
– Пожалуйста, скажите, где Тима?
– Скажу только то, что уже сказал: я собираюсь в командировку и приглашаю вас за компанию.
– Чего только не бывает на свете, - пробормотала ошеломленная Алина.
– Я давно не путешествовал...
– Так в командировку или в путешествие?
– уточнила Алина.
– Вы прикидываетесь очень спокойной, а на самом деле дрожите как осиновый лист, - сообщил ей профессор.
– Вы тоже нуждаетесь в отдыхе. А путешествия дают отдых, знаете ли...
– У вас есть жена. Или мне померещилось?
– Не померещилось. Но я совершил сегодня кое-что... непростительное, с ее точки зрения. Она теперь откажется ехать со мной куда бы то ни было. А к вам ревновать не будет - ведь вы клиент, как она думает до сих пор.