Скажи миру – «нет!»

Верещагин Олег Николаевич

Ясно… Север между тем затянул узелок, и я оценил его работу:

– Коновал.

– Ты у меня не первый и не последний, – хладнокровно отрезал он, переходя дальше. Я рывком опустил штанину и встал.

Подошли Тезис и Франсуа.

– Они, – француз хотел ткнуть рукой за плечо, но скривился – у него было распорото предплечье, – решили остаться тут. По-моему, бог с ними.

– А что делать с девчонками? – Я кивнул в сторону сбившихся в кучку «местных». Подошедший Светан хмуро, но решительно сказал:

– Пусть остаются. Мы их не тронем. И так уже… – Он не договорил, но все было ясно.

Мне стало совершенно все равно, я отошел в сторону. Тот мальчишка, который был ранен в живот, лежал на боку.

Его не позаботились добить, видно было, как ужасно и долго он мучился перед смертью. А вот тех, которые висели на «валу», кто-то стащил сюда, вниз – они лежали плечом к плечу, стрелы вынули, оружие забрали, сапоги и штаны с обоих тоже стащили. Я отвернулся. Говорят, что перед смертью иногда люди испытывают невероятное наслаждение, неужели это правда?!

…Бандитского гнезда Нори Пирелли по прозвищу Мясник больше не существовало.

…– Это Ингрид. Ингрид Сеген. – Игорь подтолкнул ко мне девчонку. – Она пойдет с нами, князь.

* * *

Наташка Крючкова отыскала меня за изучением карты, дополненной Тезисом. Я сперва даже не поднял головы, решив, что она явилась как посланец Ленки Власенковой с жалобами на нехватку походных продуктов, поэтому со вздохом попросил:

– Потом, а?

– Не потом, Олег, – возразила она, и я поднял голову в легком удивлении. Девчонка стояла передо мной, одетая уже по-походному, с вещмешком и скаткой за плечами.

– В чем дело, Нат? – Я поднялся, убрал карту. В лице Наташки что-то дрогнуло, и я по-настоящему забеспокоился: – Нат?..

– Я ухожу, Олег. – Она на миг опустила глаза, а потом вдруг, вскинув их, отчаянно и горячо зашептала: – Я знаю, это и Вадиму больно, и по отношению ко всем вам просто подлость, мы же клялись… но я не могу остаться, я его люблю!!!

– Ничего не понял, – прервал я ее, уже все понимая. – Кого любишь?

– Франсуа, – тихо прошептала Наташка и опустила глаза, теперь уже надолго. И захлюпала. Нет, не пытаясь меня разжалобить, а именно «просто»…

– Приехали, – обреченно сказал я. – А Вадим знает?

Вот тут она вскинулась – даже глаза просохли! Она всегда была гордой девчонкой – и сейчас резанула:

– Ты считаешь, я бы могла уйти тайком?!

– Извини, – вздохнул я.

– Теперь с вами эта норвежка, – тихо сказала Наташка, – боеспособность не снизится…

– Да разве в этом дело, – вздохнул я. – Что ж, счастливо тебе, Нат. Только с девчонками попрощайся.

– Я уже…

– Да?.. Ну тогда просто – счастливо… – Я пожал протянутую ею руку. – Я не знаю, что сказать, Нат… Может быть, увидимся?

Она молча кивнула.

И… ушла.

Рассказ девятый

Убитое лето

…Свет станет красным на десантном ноже,Занесенном для слепого удара!Когда он ревет – кровь течет из-под век,Когда он смеется – у него не все на месте —Он уже не человек!«Nautilus Pompilius»

Увы, постоянство теперь не в цене,Увы, не в цене обещанья,Нас ветром разносит по этой земле,Какие уж тут прощанья.Не прощаясь, уходят из жизни сей,Не прощаясь, выходят в люди.Только в детстве мы встретили старых друзей,И новых старых не будет.Пусть нас оправдают тысячу раз,А мы уж себя непременно,Но

старых друзей все меньше у нас,И новые им не замена.И как получилось и кто виноват?Нечистая чья-то игра?Прощались мы тысячу лет назад,А верили, что до утра.Пусть день пройдет без забот о былом,И вечером этого дняЯ всех соберу за одним столом.У одного огня.Я с ними проблемы свои решу,Те, что не решил без них,А после прощения попрошуУ старых друзей своих.А наш костер никогда не гас,И пусть невелик, ничего,Не так уж много на свете нас,Чтоб нам не хватило его.Андрей Макаревич

На берегу мальчишки учили немцев играть в хали-хало – до меня доносились вопли, но мне как-то лениво было вставать и принимать участие, хотя меня уже несколько раз звали. Кроме того, мне было куда приятней наблюдать за купающимися на отмели девчонками, которых контролировал Андрюшка Альхимович. Он сидел на скале и покрикивал время от времени «Акула!».

На него внимания не обращали.

Мы находились на полуострове Пелопоннес, мыс Малея – во всяком случае, так утверждала Танюшка. Где-то за проливом Китира лежал Крит. Июньское солнце с лазурного неба поливало яростным жаром прозрачную воду, рощи на крутых склонах и вершинах холмов. Огненный полдень прихлопнул мир раскаленным куполом неба.

С немецкой командой Андерса Бользена, пришедшей сюда чуть раньше нашего, мы познакомились позавчера. Ребята и девчонки оказались отличными, как, впрочем, и большинство ребят и девчонок здесь. Хотя сперва, конечно, хватались за клинки, «принюхиваясь» друг к другу. Но только сперва…

…Мы ушли от Спорад почти три недели назад и все это время непростительно медленно пробирались на юг. Урса мы не встречали, «местных жителей» не видели тоже, хотя на карте Йенса тут были обозначены два поселка. В общем-то, это были хорошие три недели – спокойные, теплые, сытые и неспешные, с вечерними кострами и без особых забот. Охота оказалась неплохой, рыбалка – великолепной, всяких съедобных травок тоже нашлось предостаточно. Когда на Истме я предложил идти на Пелопоннес, никто не возражал, даже толком не спросил, зачем нам это нужно.

Я сел и, сощурившись, начал всматриваться в ту сторону, где лежал Крит. Именно в этот момент я понял окончательно: я хочу переправиться туда.

Снизу поднялись Сергей и Север. Север был затянут в горячую кожу, на лбу выступили капли пота – он водил дозор по окрестностям и сейчас, плюхнувшись на песок, начал с ожесточением вылезать из куртки. Сергей был просто голый – в последнее время мы только так и купались, по молчаливой договоренности с девчонками просто держась друг от друга на некотором расстоянии. Странно, но это в корне пресекло любые смешки и подглядывания – может быть, потому что выглядело вполне естественно… а может быть, потому что мы и так уже достаточно много знали друг о друге.

– С дуба падают листья ясеня – ни фига себе, ни фига себе… – пробормотал Сергей, садясь рядом. – Ну что, будем соревнования-то устраивать?

Вообще-то это была идея Андерса – «шустрого, как сперматозоид», по выражению Сани, – немецкого фюрера. (Это была не шутка, именно так он себя и называл, и я от изумления не сразу вспомнил, что вообще-то «фюрер» – это просто «вождь»!) В смысле – насчет соревнований. Я-то отнесся к этому индифферентно, если честно, но мое «племя» аж взвыло от восторга.