Скажи миру – «нет!»
Шрифт:
Все, кажется… Ханзен, отдуваясь, вытирал кровь с палаша и улыбался. Я подошел к нему, и мы пожали друг другу руки…
…До оврага не добежал никто из урса. Их трупы лежали кучно на месте схватки и отдельными пятнами – километра на полтора в сторону Марицы.
Меня это мало интересовало. Убитых в моем отряде не было, но Боже ранили ятаганом в левое плечо, а Вадиму рассекли левое бедро ассегаем, и он несусветно ругался, сидя на окровавленном снегу, пока Ирка бинтовала ему рану, что-то добродушно и спокойно приговаривая. У Андерса тоже были раненые,
– Помнишь, как мы фехтовали? – весело спросил он. Лицо немца с нашей последней встречи изменилось – на подбородке, там, куда я когда-то попал ему во время поединка концом палаша, белел широкий шрам, явно от толлы.
– Помню, – подтвердил я, и мы, поддавшись внезапному порыву, обнялись. – Спасибо за помощь!
– Брось, пустое, – отмахнулся он. – Как бы это я шел мимо и не помог – даже незнакомому, а уж тебе…
– Будет нужда, окажусь под рукой – любая помощь в любое время года и суток, – пообещал я…
…В лагере урса мы нашли останки наших убитых – еще не доели, сволочи. К их несчастью, среди урса оставались живые – с десяток, – и мы честно поделили их с немцами.
– Оставьте мне там одного, – попросил я, направляясь к Танюшке, которая только-только закончила разговаривать с немецкими девчонками – они тоже не участвовали в бою. Танюшка выглядела мрачной. – Что случилось? – Я приобнял девчонку и, зубами сдернув крагу, глухо зарычал, делая вид, что треплю ее.
– Не дурачься, – попросила Танюшка печально. – Знаешь, Марьяту убили.
– Марьяту? – переспросил я.
– Ту венгерку, с которой я выступала тогда… В сентябре, в Югославии. Жалко…
– Иди, Тань… – Я подтолкнул ее в спину. – Я скоро приду, иди…
– Олег, Олег, подъем!
Господи.
– Олег, подъем!!!
Да когда же это кончится?!
– Вставай, Олег!!!
Трубы Судного дня.
– Да вставай же, урод!!!
Это уже лишнее… Не открывая глаз, я сообщил:
– Басс, я не просто не выспался. Я страшно не выспался. Если я открою глаза, я тебя убью. Подумай, прежде чем продолжать меня будить.
Вместо сколько-нибудь логичного ответа мне в разрез спальника запихали комок снега.
Я не дрогнул. Я даже глаз не открыл, хотя снег немедленно подтаял и противно скользнул куда-то под бок, где продолжал расплываться холодными струйками. Вместо воплей и ругательств я вздохнул и сказал:
– Если ты побежишь достаточно быстро – то проживешь еще около часа.
– Олег, – это был голос Таньки, – на берег выбросило корабль.
Странно, но я узнал корабль сразу. Дело в том, что дома у меня лежал (да, собственно, и лежит) набор открыток «История корабля», и там был точно такой. Когг, вспомнил я название. Мачту, скорее всего, снесло, корабль лежал на боку, но вроде бы был цел – в смысле, без проломов и трещин, даже бушприт не обломлен и площадка на корме не повреждена. Палуба – а ее тоже было хорошо видно – застыла подтеками льда, но и на ней не замечалось
– Сбылась мечта Сани, у нас есть корабль, – сказал Вадим.
– М-да, – согласился я. Мы все – даже часовые – стояли на берегу, рассматривая судно. Басс оживленно рассказывал, как они с Иваном, бродя по берегу в поисках плавника, увидели это чудо на отмели и в сумерках спорили, кит это или спятивший плезиозавр. Почему-то никто не спешил лезть на корабль… и я понял – почему.
Одно дело – увидеть убитых в бою. Другое – утонувших… или замерзших.
Я глубоко вздохнул и направился к кораблю первым…
…Доски покрывал лед, но, ставя ноги на выступы и пользуясь дагой, я влез до носового люка, с которого была сорвана крышка, и заглянул внутрь. Трюм был пуст и достаточно светел – свет падал еще и через кормовой люк. Плескалась черная вода, слившаяся к борту и не успевшая взяться льдом. «Гуммп!» – ухнуло эхо от сорвавшейся под моей рукой сосульки, разбежались волны. Тень задвигалась по воде, и в кормовой люк свесился Арнис.
– Никого? – спросил он, вновь пробудив эхо. Я помотал головой и, ставя ноги на фальшборт, пошел на корму, даже отсюда видя, что дверь в кормовую каюту цела. Арнис уже лез к ней. Ясо окликнул нас откуда-то из-за кормы:
– Руль сломан у основания!
– Ясно, – буркнул Арнис. – Им сломало руль, начало кидать и, наверное, переломило мачту. А самих смыло или убило и смыло.
– Корабль-то цел, – возразил я, становясь ногой в подставленное Арнисом «стремя» из ладоней. – Не упадешь?.. Могли остаться люди в каюте… А-ап!
Я поставил ногу в упор на косяк, другую – в притолоку. Потолкал дверь, но она то ли разбухла, то ли примерзла.
– Валенок, – сказал снизу Арнис, – она же наружу открывается.
Мысленно я сплюнул. Конечно, наружу, чтобы даже в самый свирепый шторм не распахнуло… Извернувшись, я поддел дверь метательным ножом, и она отвалилась, едва не сбросив меня и не прибив Арниса. Он промолчал, но очень выразительно.
– Эй, ты куда полез?! – забеспокоилась Танюшка.
– Внутрь, – коротко ответил я, разглядывая вделанные в пол и стены стол, скамьи, лавки у стен, сундук, какое-то мокрое барахло… У самой двери висели, за что-то зацепившись, часы. Блестел браслет, под стеклом стояла вода, я не мог разобрать, что это за марка и сколько на них времени.
– Тут часы, – сообщил я Арнису. – И пусто. Сундук, правда, какой-то… А, спрыгну, – решился я, – нам его все равно обживать!
Я сел на край люка, спустив внутрь ноги. До стенки, ставшей полом, было метра два, а любви к высоте у меня в последнее время не прибавилось. Я чертыхнулся для бодрости и соскочил, примериваясь на сундук.
Попал. Вот только сундук оказался скользким, ноги поехали – и я сел. На угол. Не копчиком, но достаточно хорошо, поэтому секунд десять в непонятках тупо созерцал, занятый своими ощущениями, человеческую кисть с обломанными ногтями, торчащую из мокрого барахла.