Сказка 247-В
Шрифт:
Меня всё это безгранично печалит и даже бесит, конечно, но я уважаю его выбор.
Замыкая круг.
Возникает ощущение, что Большой Пу с другими глобалистами специально распорядились, чтобы добрая половина независимых книжных неумолимо не игнорила моё предложение о сотрудничестве или игнорила, но не неумолимо. А некоторые даже наиболее обходительно себя со мной вели, ставя мою книгу на самую козырную полку. Дабы у меня и мне подобных (надеюсь я не один в этом мире) не возникло ощущения гипертоталитарного удушья, витающего в нашем обществе, но возникало ощущение собственной горемычной никчемности и даже, в качестве хоть
Конечно же, я понимаю, что ни Большой Пу, ни Большой Джо, ни прочие теневые или ясные, как солнышко, хозяева жизни, к судьбе моей книги не имеют никакого отношения. Вряд ли они тут в деле. Дело не в них. Вернее, не только в них…
Тут все в деле! Всевидящее око, по большей своей части, реализуется через нас же самих (через каждого из нас).
Но дело в том, что меньшая часть, как-раз-таки, и управляет большей частью. Круг замыкается.
Размыкая круг…
…
Вопрос остаётся только в том, как она это делает (управляет). Круг размыкается…
Всем привет! Предлагаю свою книгу «Сказка 247-В» под штучную реализацию (необязательно коммерческую) на Ваших условиях. Для себя, для перепродажи или просто для бесплатного распространения электронной версии – совершенно неважно…
Посвящается моим друзьям, выпускникам
Санкт-Петербуржской Военной Академии
тыла и транспорта (группа 247-В):
Андрею Митрофанову, Евгению Левченко,
Анатолию Бережному, Вячеславу Сологубову,
Алексею Попову, Артёму Шалаеву,
Андрею Никульчеву, Ринату Мавлютову,
Андрею Сивцу, Дмитрию Понкратову,
Александру Лёвкину, Руслану Чернову.
СКАЗКА 247-В
и баблойдный коллайдер
Антироман в семи томах.
Том I. МИЛОСТЬ
Часть первая – заговорочная.
В сером и сыром городе Эн, на неизвестной науке планете, в двух верстах от сказочного леса жили-были друзья: Митрофан, Левген, Бертоль, Сологуб, Шалай-Балай, Лехопоп, Никулан и Горбун. Было у них ещё пять друзей, но они, к сожалению, не из этого романа.
Жили друзья в большом сером замке с подземными лабиринтами, просторными залами и общей утварью. Каждый день они встречались в одном из тематических залов, пили, ели, шутили и спорили.
Однажды, в канун Святого Хэллоуина, Митрофан и Сологуб решили проучить дерзкого Горбуна за то, что тот попутался с полуёпнутыми окололитературными сказочными троллями и теперь пускает их в замок, как к себе домой, пьёт и ест вместе с ними, и вот-вот пригласит их к общему столу, что, безусловно, переходило уже всяческие границы принятого в этом замке этикета. А всё потому, что по мнению большинства жителей замка в Горбуна вселился нечистый, когда тот стал позволять себе продолжительные задушевные разговоры с троллями во время своих дурацких, одиночных и многочисленных прогулок по сказочному лесу.
Проснувшись ни свет ни заря, в три часа ночи, Сологуб с Митрофаном разбудили Шалай-Балая, Лехопопа и Бертоля и, поспешно посвятив их в свой коварный план, дали им время собраться, после чего все дружно пустились в путь, чеканя шаг уверенной кавалерийской поступью по вымощенным булыжником коридорам подземного лабиринта, в сторону, где жил Горбун.
В
По обе стороны мощного торса Митрофана к плотно затянутой портупее были пристёгнуты две громоздкие фляги со святой водой, звучно булькающей при каждом его широком и могучем шаге. Под пиратской треуголкой были расположены два целеустремлённых маленьких глаза и мясистый нос со вздымающимися от натуги ноздрями. На груди в бликах ночных огней алеял животворящий крест в виде распятия. Черный, широко распахнутый кожаный плащ, надетый на адиковскую футболку, и классические ковбойские сапоги с заправленными в них трениками завершали его эклектический образ, как никогда лучше.
Высокий гарный хлопец Сологуб шёл рядом и вровень с Митрофаном, плечом к плечу. В его огромных, длинных ручищах крепкой хваткой сжимался осиновый кол с посеребрённым наконечником в виде, как вы правильно успели догадаться, конечно же, – фаллоимитатора. Через осанистое его плечо по диагонали перекинута лента с патронами, также в виде крошечных фаллосов. Фаллические символы придают Сологубу особый тонус в любых его начинаниях. Более того, можно с уверенностью сказать, что фаллос – это его личный универсальный талисман, покровительствующий ему по всей его плодовитой жизни, и в котором для него нет ни капли пошлости, но в котором, напротив, сокрыт даже некий непостижимо-сакральный, вплоть до религиозно-плутовской неподвижности в мыслях, смысл всего и вся. Больше, пока, сказать о нём мне нечего.
Спортивно сложенный Шалай-Балай не был воинственно настроен, как впереди шедшие его сотоварищи, но, ехидно потирая руки, то и дело причитал писклявым голосом: «А мы пойдём на север, а мы пойдём на север…»
Лехопоп был весь заспанный и бесцельно плетущийся, словно вырванный из контекста глагол. Только что оторванный от одеяла с подушкой, он неторопливо шёл в пижаме с широким отложным воротником, мягких домашних туфлях и гитарой – это всё, что он успел взять с собой в условиях внезапной поспешности сборовых мероприятий (немного позже читатель узнает зачем ему понадобился вышеобозначенный музыкальный атрибут).
Инквизиционное шествие замыкал Бертоль. Постоянно спотыкаясь о пятки впереди идущих, он нервно перелистывал странички Евангелия, бормоча в пол голоса какие-то главы из Нового Завета. На голове у Толи уютно располагалась католическая шапочка, холёный белый воротничок подчёркивал образ благочестивого и умиротворённого человека.
Часть вторая – отступническая.
Встреча с Левгеном.
В одном из ответвлений иступляющего своей продолжительностью подземного лабиринта был заточён Левген – узник собственной совести. Проходя мимо него, компания друзей остановилась.
Левген сидел за решёткой на жёсткой шконке, уперевшись локтями в колени и впиявив все свои пальцы, как спицы, в копны густых, потрёпанных волос. Друзья молча посмотрели на него вопросительным взглядом. Митрофан прогремел связкой ключей, намекая на возможность быстрого освобождения Левгена, если только тот сам того пожелает. Левген отрицательно помотал головой и молча лёг на кушетку, свернувшись калачиком, спиной к друзьям.
– Женьдосина! – звучно и дружественно воззвал Сологуб, – А ну ка, брат, повернись к лесу задом, а к друзьям передом! Я щас слово молвить буду…