Сказка о принце. Книга первая

Чинючина Алина

Друзья кубарем покатились с заросшего кустарником обрыва, потеряв на несколько мгновений представление о времени и пространстве. На их счастье, обрыв оказался невысоким, и Патрик успел подхватить Яна, упавшего прямо на него, и даже подняться прежде, чем сверху снова полетели стрелы.

– Уходим!

Задыхаясь, Патрик закинул руку друга себе на плечо, потащил его прочь. Сверху донеслась ругань - погоня закрутилась на месте, ища спуск.

Потом они тащились по лесу, продираясь сквозь кусты, – сколько? Сбоило дыхание, в груди жгло. Ян страшно тяжелел, обвисая, дышал тяжело, с хрипом. А потом простонал:

– Оставь… уходи…

– Молчи… -

выдохнул принц.

– Уходи… - повторил Ян. – Сдохнем оба… Ты должен.

Патрик остановился, взглянул на друга. Лицо Яна было восковым, из посиневших губ вытекала алая струйка, мундир намок и почернел от крови. Древко стрелы торчало из спины чуть ниже правой лопатки.

– Не надо… - попросил он неизвестно зачем. – Не умирай.

– Уходи… - снова простонал Ян.

Принц торопливо огляделся. Вывороченная с корнями огромная сосна лежала неподалеку. Патрик осторожно, стараясь не задеть древко, подтащил к ней друга, опустил на землю у ствола, раздвинув вереск.

– Вырезать… перевязать… - трясущимися руками он выхватил нож, но Ян оттолкнул его:

– Уходи.

– Дождись, - попросил Патрик. – Дождись, не умирай. Я Вету найду, у нее бинты…

– Иди же… - прошептал Ян.

Я не могу тебя оставить, молча закричал Патрик. Не могу! Это нельзя и неправильно, так невозможно! Стиснув зубы, он задержал на мгновенье ледяную ладонь Яна в своей и поднялся, пошел, побежал прочь, оглядываясь, на ходу слизывая с губ соленые капли пота и слез.

Прости меня.

А чего ты хотел? Остаться там, рядом с ним, и погибнуть самому? Увидеть, когда тебе скрутят руки, как кто-то из солдат хладнокровно прикончит Яна – просто чтобы не тащить с собой лишний груз? А так - у него есть шанс… у вас обоих есть шанс – его не найдут в вересковых зарослях, а ты уйдешь, оторвешься, собьешь погоню со следа. Если он доживет, если дождется, пока ты отыщешь Вету и вернешься…

Не лги себе. Ему не выжить. А ты – должен жить, и Ян это знает. И ты знаешь, что он знает. Он хочет спасти тебя. И много ли толку тут от твоего благородства?…

Кровь и силы вытекают, уходят по капле, и как, наверное, страшно умирать одному в высокой траве, ожидая услышать шаги преследователей. О чем он думает, что вспоминает сейчас – перед концом, жалеет ли о том, что все сложилось так, а не иначе…

Кто угодно – не Ян! Пожалуйста, кто угодно, но только не он!

«Не умирай, - просил он молча.
– Пожалуйста, не умирай. Дождись. Я вернусь. Дождись».

Патрик долго петлял по лесу, пока не выбился из сил окончательно. А когда свалился в высокую траву, задыхаясь и кашляя, оказалось вдруг, что вокруг – тихо. Погоня потеряла их след.

Еще сколько-то времени принц кружил у тропы, пока не увидел, наконец, Вету, едва держащуюся на спине измученной, ковыляющей медленным шагом лошади. Девушка пронзительно вскрикнула – и едва не кубарем скатилась ему под ноги.

… Потом они долго стояли на коленях возле неподвижного, перемазанного кровью Яна. И смотрели, смотрели. Лицо виконта казалось очень спокойным и немножко усталым, горькая складка у губ разгладилась, он выглядел теперь младше, чем на самом деле, – и таким был красивым, как никогда в жизни. Ни у Веты, ни у Патрика не было слез – они просто молчали и смотрели. Принц гладил Яна по темным волосам, держал руку друга в своей, словно это могло помочь, словно можно было перелить силы, поделить его жизнь на двоих. И когда медленно опустил мертвую ладонь на траву, ему показалось, что сердце разорвалось пополам. Как же это так может быть,

их же всегда было двое… Почему он остался - один?

Зачем ты уходишь, не оставляй меня. Мы всегда были вместе, сколько я помнил себя в этом мире, ты всегда шел рядом, мы не мыслили жизни друг без друга. Не уходи. Это я должен был защитить тебя, я отвечаю за тебя, я отвечаю за всех, а вот теперь получается, что ответить – не смог. Ты ответил за меня, ты принял на свои плечи мою ношу, и как и когда я смогу расплатиться с тобой за это? Не уходи, это неправильно и неверно. Ты должен жить, это моя война, а не твоя, и эта стрела была моей, а ты закрыл меня собой, друг мой, брат мой… мы оба знаем, что никто не виноват, но разве от этого легче? Как я мог оставить тебя здесь, тебе было одиноко и холодно… не согреть ледяных твоих рук, не закричать «Прости!» - ты все равно не услышишь.

Так же молча они по очереди рыли могилу широким солдатским тесаком. Наверное, нужно было уходить, их все еще могли найти, но они не могли оставить его так. Яма получилась неглубокая, но это уже не имело значения, лишь бы не добрались потом до тела дикие звери. Как можно бережнее Патрик уложил Яна на расстеленный в яме плащ, сложил руки на груди, осторожно поцеловал в лоб, погладил по исцарапанной щеке. Вета шептала молитвы – отчего-то они боялись говорить в полный голос.

Комья земли глухо сыпались на закрытое краем плаща лицо, на худые руки, на залитый кровью мундир. Вета, не в силах смотреть, отвела взгляд. Не было солнца. Только сосны, вереск и равнодушное небо, качающееся над головой. Сколько часов или дней прошло с той минуты, как он сказал «Я люблю вас, Вета….» - отчего же он не признался в этом раньше? И как сама она не замечала неловкой этой любви, робкой, хрупкой, расцветшей среди страха и ужаса. Впрочем, что бы она могла дать ему в ответ? Только лишь дружбу… но теперь это не имеет никакого значения. Зачем все так вышло?

Уходя, они все оглядывались, оглядывались, словно надеясь запомнить поляну, на которой остался Ян, словно пытаясь выделить ее из сотен других таких же, вырезать в памяти, навсегда. Потом когда-нибудь они вернутся сюда, и над холмиком этим вырастет обелиск, и на нем выбьют буквы имени. Это обязательно будет. И для этого надо так мало – всего лишь выжить…

Загнанную, запаленную лошадь пришлось оставить в лесу, как ни жаль было. В горах ей все равно не пройти.

Ночью они прятались в крошечной пещере в скалах, и если бы погоня не потеряла след, их легко нашли бы по крикам. Бог миловал. А потом Вета заснула, и принц осторожно опустил ее на расстеленный на камнях свой плащ и сидел рядом, держа ее руку в своей руке. Когда же ладонь, сжимающая его пальцы, расслабилась, он осторожно высвободился и встал. Вышел из импровизированной комнаты наружу, прислонился к скале и запрокинул голову. Яркая и тяжелая, в небе царила луна, и оранжевый диск ее заливал четким бледным светом каменистые уступы, поросшие кустарником.

Патрик долго стоял так, глядя в ночное небо, кусая костяшки пальцев. Глаза его были сухими. Потом развернулся и прижался лбом к скале, до крови обдирая пальцы о каменные уступы и поросшие мхом холодные булыжники.

Утром Вета не могла поднять глаз. Она плохо помнила то, что говорила накануне, но и того, что помнила, оказалось достаточно, чтобы краснеть от стыда.

– Ваше высочество, простите, - глухо проговорила она, не глядя на него. – Я… вовсе не думаю того, что вчера…

– Да полно, Вета, - отозвался принц. – Я все понимаю.