Сказка старого эльфийского замка
Шрифт:
Корру захотелось треснуть себя по голове, чтоб вытряхнуть из нее вею эту горькую круговерть. Но толи — во благо, толи — не везло, но крыло в кулак не складывалось… а и сложилось бы — так не на такой же высоте им махать…
Внизу тем временем проплывала река, а впереди показался и город. Самый высокий — королевский холм, переливался огнями дворцовых территорий. А довольно далекий от реки — храмовый, вознес свет на своих колокольнях так высоко, что он, мерцающий, сливался со звездами. Так же были хорошо освещены холмы, где стояли дворцы знати — если не самими домами, то дорогами, высвеченными маслеными лампами. Это способ освещения, перенятый у гномов, был достаточно дорог, из-за использования привозимого от них же земляного масла, но на освещении богатых
Корру же нужны были кварталы попроще, освещенные фонарями с простыми свечами внутри. Отчего с высоты, в отличие от первых улиц, видимых почти гладкими лентами, эти казались редкими оранжевыми бусами, обвивавшими склоны.
Вот здесь, на одном из не самых высоких холмов, ближе ко второму кругу крепостных стен, в квартале по соседству с купцами второй гильдии и служивыми людьми, не самого высокого ранга, и стоял нужный ему дом. Когда-то Корр купил его для них с Лиссой на случай, если зараза Малиния взбрыкнет и договор их нарушит.
Взбрыкнула, нарушила… и слава Многоликому, что эта долго тянущаяся история наконец-таки закончилась. Благополучно — слава, еще сто раз! Дни до первого совершенозимия Лиссы они прожили в Лиллаке. А потом он слетал домой и принес свою, заныканую у родных в непроходимых дебрях Адорского леса, третью копию завещания Алексина. Впрочем, Малинию забрали префекты раньше, поскольку тогда, под организованное ею нападение, угодил и Наследник. А это вам не бедную сиротку по лесам гонять — это, считай, государственное преступление! И даже не считая того, что историю с отравлением графа Силвэйского в очередной раз замяли, ради будущей королевы и ее подрастающего брата, белобрысой стерве не поздоровилось.
Сейчас, к самому исходу осени, все уж и разрешилось. И будет теперь бывшая графиня до конца своих дней молиться и вкалывать, а не по балам и приемам шастать. И пусть еще скажет спасибо мягкому и жалостливому сердечку Лиссы, потому как именно падчерица отвоевала ее жизнь у короля. Так что эшафота, грозившего ей по закону, Малиния избежала и глупая головенка графини осталась-таки у нее на плечах. Хотя, негласно и не распространяясь при воспитаннице, Корр считал, что так даже лучше получилось — пусть стерва прочувствует за свои преступленья сполна. Поскольку к каторге женщин не приговаривали, а отправляли преступниц в отведенную специально для них обитель — замаливать грехи свои и трудиться на пользу королевства. Но вот поговаривали, что каторга — дело полегче этого будет, потому как, там — главное положенный срок пережить. А вот из обители, мягким уставом, понятно, тоже не славившейся, после принесения обета обратного пути уже не было никому.
Единственное, что в этой истории оказалось неожиданным и портило Корру сладостный вкус триумфа, это то, в каком состоянии они обнаружили сына Алексина по завершении ее. Вот какой женой была Малиния, такой оказалась и матерью — хреновой, одним словом, считай — никакой!
Почти не имея собственных денег, а так же возможности наложить лапу на состояние падчерицы, поскольку, даже отослав ту в обитель, обет та до совершенозимия дать не могла, эта стерва не придумала ничего лучшего, как обирать пока собственного сына! Замок, который они покидали всего восемь зим назад великолепным и роскошным, к моменту ареста графини пришел в полный упадок. Нет, стены его, прикрытые эльфийской магией, стояли вполне целыми, но вот внутри, ни старых картин в золоченых рамах, ни приличной мебели, ни редких книг, когда-то хранившихся в родовом поместье, в нем, похоже, уже давно не было. И уж точно ничего, что когда-то ему, Ворону, ставилось в укор, и попадало под определение «бархатное и чтоб фалдочками, фалдочками…», там и в помине не наблюдалось. От многочисленной прислуги, что когда-то блюла порядок в замке, осталось трое престарелых слуг. И то, как оказалось, которым просто идти было некуда, а так, никаких положенных за их работу выплат, они не получали уже шесть зим. Близлежащие деревни тоже почти обезлюдили, а те, кто остался, жил в такой нищете, которую, в общем-то, в богатом и
При таком положении дел, конечно же, ни о каких воспитателях и учителях для будущего графа и разговора не шло. Одна из тех слуг, что остались в поместье — старая нянька, была единственной, кто обихаживал мальчика. Саму же мать Джейс годами не видел и, похоже, боялся. А ребенку, по положенному ему знатностью воспитанию, в возрасте одиннадцати зим не то, что грамоте да элементарному счету учиться, уже полагалось «искать» себя в обществе, завязывая с ровесниками отношения на будущее или на плацу гвардии, или пажом при старших господах.
Мальчик же, представший пред ними, был совершенно невоспитан, необразован и по первому впечатлению просто дик. В общем, дорогой друг Алексин здесь однозначно просчитался, поскольку все оставленные на наследника деньги, сами понимаете куда уплывали — к кукушке Малинии. Впрочем — нет, чего грешить на птицу, которая не желая сама заниматься потомством, по крайне мере подкидывает детей в другой дом. А эта лахудра белобрысая, мало того, что забросила и обобрала сына, так еще и не отдала его отцу. Тот, хоть и не знатной крови, но хотя бы пацан при нем был сыт, одет и обут нормально, да и обучен хотя бы общим наукам и элементарным умениям, вроде таких, как держаться в седле. А так, чему могла научить наследника графа подслеповатая нянька — выжил при ней и то ладно. Стервь же, как оказалось, просто мстила так батюшке за то, что тот, догадавшись о графе, видно побоялся и за себя, и отлучил ее не только от дома, но и от собственных денег.
Теперь же Джейса отдали в дом герцога Трэтикэмпского, одного из доверенных советников короля. Правда Корр немного остерегался, что запуганного ребенка теперь еще и зажалеют до крайности. Поскольку пожилая герцогиня, дети которой давно уж жили своими семьями, принимая наследника графа в своем опустевшем доме, рыдала неслабо под рассказ о его несчастной истории. Хотя, это ненадолго — лишь до свадьбы принца с Лиссой, так что, может, и не успеет сердобольная женщина избаловать пацана в конец.
Вот, опять вспомнил о том, что волновало нещадно… и злило, и даже бесило, поскольку успокоиться не помог даже полет в промороженном черном небе. Потому как к этому моменту Корр уже восседал на крыше собственного дома и холодный черепичный конек нещадно холодил птичьи лапы, при этом, не остужая огня в голове. Сдержавшись, чтоб не каркнуть от досады и не перебудить половину спящей уже улицы, Ворон нахохлился и бросил взгляд вокруг.
Их двухэтажный особнячок, на крыше которого он громоздился, стоял в ряду таких же не очень больших и богатых домов. Почти перед окнами каждого из них кусты сирени и жасмина, сейчас, по последним дням осени, покрытые изморозью, а не цветами. Позади — пятачок махонького дворика в окружении нескольких фруктовых деревьев. Вот и все, что могли себе позволить жильцы это скромного района столицы. Между оградами их дома и соседнего вверх убегала одна из ступенчатых узких переулков, вполне привычных для этого города, расположенного на высоких холмах. Она проскальзывала вдоль заборов и убегала куда-то в темноту между дворами, но уже принадлежащих верхней улице. Район был тих и спал спокойно, лишь подмигивая редкими малосильными фонарями, да парой окон из-за неплотно задвинутых штор.
Нет, так дело не пойдет. Корр представил, как сейчас войдет в дверь, и дина Клёна проснется и начнет суетиться вокруг него. А по-другому в этом маленьком доме не выйдет, тот был довольно стар, а потому любил сопровождать собственными звуками любое шевеленье проживающих в нем, таком древнем, постояльцев. Впрочем, тот кряхтел уже, наверное, зим триста. Вот только Ворону нынче были ни с руки его причуды. Он, как вживую увидел и дину в наспех одетом платье с укрытыми шалью плечами, и Керна, входящего в гостиную лишь на минуту позже жены, и вспыхнувший камин, с вновь подложенными в него дровами, и кувшин с парящим глегом… И вопросы услышал: почто прибыл так поздно, случилось ли что, какая беда вновь у них на пороге и много чего еще…