Сказка в дом стучится
Шрифт:
— Эту ложку я тоже не принимаю…
У каждого в этой семье свои стандарты, но я не собираюсь снижать планку своего мировосприятия ради чужого комфорта. У них достаточно прислуги, чтобы исполнять каждую прихоть. Не только Никита меня стесняется, Арсений тоже не знает пока, кто я такая и сколько при мне можно оставлять на тарелке безнаказанно. Я тоже многого не знаю, поэтому разрешила ему положить в кашу только одну ложку сахара. С полным ртом этот ребенок золотой не только цветом волос.
— Я больше не хочу.
— Тут нет Буси, которая
Неправильным феям можно беззастенчиво проверять на прочность доверие ребенка. Правильные феи вообще детей не заводят — они порхают с цветка на цветок и болтают ножками с цветочными эльфами.
«Я не хотел тебе все испортить своей болтовней. Если надо, я подтвержу, что между нами ничего не было. Ну, если ты в курсе, конечно…» Ну вот, не выдержала — прочитала сообщение Волкова полностью и быстро набрала в ответ, пока из меня не поперла гадость: «В курсе. В помощи не нуждаюсь. Удачного дня…» — следом улетел смайлик и отрикошетил ответом: «Не ожидал от тебя, вот серьезно. Ты мне всегда казалась выше материальных ценностей. А других ценностей в Терёхине нет…»
Черт — и чего тебе, дураку, не спится по утрам. А почему тебе, дуре, было не проигнорировать изначальное сообщение? Ты же, кроме верхушки айсберга, ничего не видела и не слышала, да и вообще не хочешь копаться в грязном белье мертвой женщины. Той, чьи дети каким-то странным образом вдруг сделались твоими… Во всяком случае, в глазах взыскательной общественности. Один ее представитель, наконец, возник на пороге кухни, но по его сонному виду было заметно, что в новый день он еще не вступил.
— Валера, иди в душ. Я пока сварю тебе кофе.
Он кивнул и молча удалился — ни доброго утра, ни… Впрочем, это даже хорошо, что он промолчал. Его молчание если и не золото, то уж точно горсть медяков, под стать медному отливу шикарной шевелюры.
Арсений проводил отца взглядом и перестал считать ложки — быстро все доел. Боятся они его оба, хотя он, возможно, звания монстра и не заслуживает. В душе Валерка все же рыжий и пушистый.
— Молодец! Мне бабушка всегда говорила, что на дне вся сила остается…
Это говорила и мама, но слово «мама» у нас под запретом.
Я забрала тарелку и послала Арсения с ответственным заданием в зал — пробудить школьника от глубокого сна. Пусть поторопится, чтобы крики и вопли закончились, пока в душе льется вода.
— Ты бы хоть умылся, что ли? — указала я несчастному Никите на кухонную раковину.
Он кивнул. Открыл воду. Плеснул ладошку в глаза. Ну и ладно — может, у этого ладошки нестандартные, как у его братика — ложки. Папа у них точно из ряда вон выходящий, но пока не выходящий из ванной комнаты: может, ему тоже страшно вступать в кухонные владения страшной невыспавшейся ведьмы? Пусть боится. Это полезно.
— Я с молоком гречку ем… — насупился Никита над столом, боясь смотреть
— Извини, молока нет.
О нем я не подумала. Или подумала, но решила, что раз мы не купили хлопья, то и молока можно не покупать. Или в какую-то минуту помнила про отсутствие машины и только потом забыла… А, возможно, просто не желала сейчас при маленьких признавать свои промахи. Если еще и в этом доме у меня не будет авторитета, то можно даже и не начинать строить какие-либо отношения с этой троицей.
— Можешь положить побольше масла…
Арсений сидел тут же и давился всухомятку бубликом: от чая он отказался, от воды тоже — ему, как и брату, подавай молока.
— Подавишься, будешь сам виноват, — предупредила я Арсения и решила все же проверить ванную комнату.
Постучала — для вида. Замок не щелкнул — Валера не запирался. В халате как несколько дней назад. Выбрит — это точно, еще и надушен так сильно, что перебил все такие приятные для носа ароматы геля для душа. Но спросить о промедлении я не успела. Начала, но фразу не закончила…
— Надеялся, что зайдешь за этим, — ответил он все-таки на мой вопрос после утреннего поцелуя. — Ты еще жива?
— Еще функционирую — такой ответ будет более правильным.
Попыталась улыбнуться, но вышла гримаса. Я это чувствовала — лицо резиновое, но крем тут не поможет. Я надела маску — чужую, и не знала, как содрать ее с лица. Валера глядел на меня слишком внимательно — почти что рентгеновским взглядом. Явно ж видит, что мне не по себе. Впрочем, можно догадаться об этом даже с закрытыми глазами.
— Пойдешь в душ и потом наконец оденешься? В тринадцать мальчики уже заглядываются на голых теток, как бы тебе помягче на это намекнуть…
Вот обнял он меня совсем не помягче, а даже слишком крепко, но мне почему-то не захотелось его оттолкнуть. Да потому что я шла в ванную за тем же, за чем он оставался в ней так долго.
— Кофе будешь пить без меня? — попыталась я улыбнуться лукаво, но недовольная маска не позволила сделать это.
Да, дети и любовные интрижки — вещи в моем понимании несовместимые, именно об этом я талдычила на первом свидании, но так и не вбила ничего в эту медную голову. Хотя какой реакции я ждала от него, думающего в тот момент головкой — той, которую я и получила в итоге в личное пользование.
— Я без тебя ничего делать не буду. Даже с обормотами ругаться не буду.
— Про свинью из Алисы помнишь? — погрозила я пальцем совсем не игриво, но Валера все равно поймал его и поцеловал. — И не надо про осину… И про апельсины… Общество воспитывает человека, а не гены… Окружение… Это, кажется, Ленин сказал, но я могу ошибаться…
Теперь Валера улыбался уже во весь рот.
— А даже если и не сказал, то думал именно так, как ты, сказочница… Оденься… Не жалко Никиту, пожалей его папочку. Тут даже не осина, тут дуб дубом, но этот дуб что-то к тебе да чувствует…