Сказка в дом стучится
Шрифт:
— А папа медведь? — спросил он ни с того ни с сего, когда я застряла на переворачивании страницы, не в силах разлепить листы.
— Почему?
— Потому что большой…
Я усмехнулась — улыбнуться не получилось из-за неожиданности возникновения подобной беседы.
— Ну, тогда не медведь, а слон… — выдала я. — Потому что топает.
Они с Никитой не могли угомониться — все шлялись и шлялись по квартире, что-то приглушенно говоря друг другу. Да, да, шептались, потому что не
— Нет, тогда он крокодил.
Вот тут я логику не уловила совсем. И спросила:
— Почему крокодил?
Сенька в ответ прищурился совсем как его братец:
— Ну ладно… Не крокодил, не слон… Наш папа просто страшный дядя…
— Почему?
Но вместо ответа Арсений закрыл глаза. Долгую минуту я смотрела в его бледное лицо: уснул, что ли? Высказался и на боковую? А мне теперь что? К страшному дяде идти и к не менее страшному мальчику по имени Никита?
Глава 59 “Только дуракам везёт”
После ужина из макарон и сарделек Никита возвращался к холодильнику раз пять. Его что, на даче не кормят? Или это нормальная практика? Спрашивать отца — гиблое дело: он ничего про детей не знает.
— Никита, ты голодный? — не выдержала я в десять вечера, когда мы были уверены, что он если и не спит, то хотя бы лежит в кровати.
— Я пить хочу…
Я так глянула на его папочку, что тот подавился готовым сорваться с языка комментарием. Даже кашлянул. Никита опустил стакан в раковину и, буркнув «спокойной ночи», поплёлся прочь.
— Он нам назло не спит? — прорычал Терёхин, услышав щелчок двери в комнату сына.
— В сардельках куча соли.
— Зачем ты их тогда купила?
— Потому что мне нужно было вас чем-то накормить! И это единственный приличный производитель в этом магазине. Валера, чем ты недоволен? Мне кажется, все прошло, как по маслу. Хотя, может, ты ждал от меня танцев с бубнами, не знаю!
— Я ждал от тебя улыбки. Хотя бы… Александра, неужели все так страшно?
— Что «все»? — спросила я полным шепотом. — Дети нервничают, я нервничаю. Ты злишься — круто, что тут скажешь!
— А то, что я тебя люблю и хочу быть вместе. Иногда же можно вытерпеть еще и моих детей? Пару часов вечером?
Я отвернулась к окну: он опустил жалюзи, но не закрыл их полностью: из-за белых ночей зебры не получилось, но день у нас явно был полосатым, а не полностью чёрным. Полностью светлым он и не мог быть.
— А ты не хотел бы для начала спросить, готова ли я терпеть тебя каждую ночь? Или у меня нет выбора? Похоже, именно так!
— Не надо меня терпеть каждую ночь. Терпи меня, пока не надоем. Я тебя не держу.
— Так ведь не только ты
— Не только я, — повторял он моим тоном, но явно вкладывая в свой ответ совсем другой смысл. — Но из семей уходят. И довольно часто. Если ты уйдешь, детям будет плохо, но сейчас, сама видишь, им ещё хуже. Это как у Крокодила Гены… Да, да, я слушал детские радиоспектакли с Никитой… Будет им плохо или не будем, еще неизвестно, а нам уже плохо. То есть мне плохо…
Валера протянул руку и сжал мне пальцы: его горячие, мои — ледяные.
— И тебе не лучше, но ты можешь сколько угодно прикрываться лозунгами женской свободы. Даже кобели гуляют с удовольствием только до поры до времени, а потом просто выясняется, что они нафиг никому не нужны. Саша, не гони нас! Мы хорошие, мы просто… Ну, неухоженные, что ли…
Я не глядя запустила пятерню ему в волосы — слишком короткие, не потрепать, но руки у него длинные: поймали мою и прижали ладонью к губам.
— Я буду молчать и делать только то, что ты скажешь, — прорычал он, обжигая кожу горячим дыханием.
Не промычал. Мычала я… Что-то несуразное в ответ, пока он не притянул меня к себе для поцелуя. Тогда в ход пошли руки. А не отпустит, выпущу когти.
— Прекрати! В доме дети, — прошипела я, оставаясь с ним нос к носу.
— Они никуда из этого дома не денутся. Ну… Ты можешь уже расслабиться?
— Не могу!
И не смогла удержать голос на шепоте, но хоть со стула встать получилось и до раковины дойти. В горле от съеденного за ужином и услышанного после него тоже пересохло, но ледяной стакан воды из-под крана меня не спас.
— Саша, надо фильтр менять…
— Я за тридцать лет не умерла от болотной воды и сейчас не сдохну. От воды. Сдохну от чего-нибудь другого. От тебя, например!
Я отставила стакан и отвернулась к двери.
— Больше всего на свете я хочу сейчас в душ. Ещё днём хотела. Сразу после спектакля…
— А я хочу тебя… В душе.
Он успел подойти со спины совершенно бесшумно и сцепить пальцы у меня под грудью. Потом толкнул вперёд — два лилипутских шажка, и я сумела остановиться.
— Я не пойду в душ. Уже поздно.
— Шумоизоляция здесь нормальная, не дури…
— Дуришь ты! Отпусти меня!
Я попыталась разжать его пальцы, но он только сильнее прижал меня к себе и обжег прерывистым дыханием шею.
— Я помогу тебе расслабиться…
— Ты ненормальный! — шипела я, вжимаясь подбородком в шею. Заимела себе уже три подбородка, но не продвинулась в свободе даже на три миллиметра.
— Саша, прекращай это дело. Не вырвешься все равно… Я тебя никуда не отпущу. Никогда…