Сказка в дом стучится
Шрифт:
— За тремя чашками, — буркнул Никита.
— Молчи, неуч! Хоть не позорься, раз не понимаешь взрослых шуток.
— А ты бы, папа, объяснил, а не голос повышал, — остановила я чашку, полезшую под краник самовара. — А то, может, ты тоже умного из себя только строишь…
— Ну, куда мне, дураку, с тобой тягаться! Руки убери, а то ошпарю, — и налил мне полную чашку. — Есть шутки, до которых надо дойти своим умом, дорасти. А вот не встревать во взрослые разговоры можно было еще в детском саду научиться.
— Я
— Твой папа ходил и все равно во все встревает. Даже туда, куда не просят, лезет.
— Ты, Аль, на грубость нарываешься. Всё, Аль, обидеть норовишь! Тут за день так накувыркаешься… Придёшь домой — там ты сидишь! И это очень хорошо. Так, Никита, — Валера вдруг с шутливого тона и цитирования Высоцкого перешел на серьезный, и сынок его от неожиданности чуть не выронил чашку, которую поднял с блюдца. — Я говорил с дедом. Он готов взять вас к себе с середины июня.
— Как? — не понял Никита.
Я тоже не особо поняла такого хода конем. То он говорит, что это глупое предложение, то у меня за спиной уже обо всем договорился. Хотя договорилась, похоже, Марианна, а Валера, видимо испугавшись моей реакции на ее признание, сжег за моей спиной последний мост: рассказал обо мне совершенно незнакомому человеку.
— Саша отвезет вас во Владимир, а потом либо вернетесь все вместе, либо она заберет Сеню, а тебя дед к началу школы привезет. Ну, если ты захочешь остаться, а нет так нет, вернетесь все вместе.
— А ты к нам не приедешь? — спросила я, чувствуя, как во мне закипает мужская злость.
Я уже без галстука, так что сейчас в нос кто-то точно получит. Или почти как в рекламе — горячим чаем, вместо кофе, в морду плесну.
— Я ничего не могу обещать заранее. Будет зависеть от моей загруженности. В любом случае между нами поездом ночь пути. Я могу приехать в субботу утром и в воскресенье поедем обратно, чтобы тебе снова не быть в машине одной с детьми. А если хочешь, я вас и туда довезу и вернусь в Питер поездом. Это тоже приемлемый вариант.
— Я справлюсь, — отчеканила я. — В крайнем случае усы приклею, если в этом твоя проблема.
Моя проблема была во всем — запуталась, как муха в паутине, а бабушка-пчела в сговоре с папашей-пауком подкладывает мне мёдик в утешение. С лимончиком. Терёхин поставил на стол знакомую коробочку с ожидаемыми словами:
— Бабушка просила передать.
Обратился он к сыну, поэтому именно Никита раскрыл коробку и вынул кекс. А я давно раскрыла их семейный сговор. Это разве честно — скопом на одну? Но на войне, как говорится, все средства хороши.
— Никита, чего молчишь? Ты же хотел поехать к деду, а сейчас не рад?
— Рад, — буркнул Никита, давясь бабушкиным кексом.
А мы ему так и поверили!
— Ешьте, пейте и спать! — пока
И только в душе я почувствовала себя полновластной хозяйкой положения, потому что закрылась на замок, а потом долго сушила волосы феном. Мозги мои уже давно ссохлись. Обложили со всех сторон, обвели вокруг пальца и предлагают еще прыгать от радости. Впрочем, новый махровый халатик пришелся впору, почему бы и не порадоваться подарочку?! А самый большой подарочек лежал уже в кровати — грел гнездышко.
— Ты хочешь спать или говорить? — спросил он, меняя свою половину на мою, если вообще в этой кровати было что-то мое.
— Я говорить просто не хочу.
Его рука сначала легла мне на плечо, потом оттянула майку, чтобы замереть на груди, точно проверяя, бьется ли еще мое сердце — на ласку это не было похоже.
— Саша, отец велел мне молчать, и я молчал, хотя и не видел в этом смысла. Ты действительно считаешь, что Марьянка мучилась из-за вины?
Я прикрыла глаза, стараясь отогнать прочь прокатившуюся по телу горячую волну.
— Она устроила после похорон весь этот цирк, чтобы ты ничего не рассказал.
— Какой цирк?
Я не открывала глаз, он не убирал руки.
— Меня выгнала, Наташу против меня настроила, выдумала про меня и отца.
— Марьяна?
— Да, — выдохнула я. — Не хотела меня больше видеть. И все из-за этой дурацкой аварии! Да мне в сто раз больнее было со сломанной душой, чем со сломанными костями.
Когда Валера тихо выругался мне в спину, я схватила его за запястье, но не оттолкнула руку, а сильнее прижала к груди — хотела удержать от опрометчивого шага.
— Валера, она не виновата. Она была ребенком и всего лишь просила не рассказывать об оплошности маме. Твой отец заставил ее дружить со мной против ее воли, как настоящий садист. И ты, уже взрослый, видел все это и молчал. Ты виноват больше других…
— Ну да, конечно… Я…
— Ну, а кто? Ты, конечно! С твоего отца теперь взятки гладки. Марианна тут по всем статьям выходит пострадавшая сторона. И ваша мама, не зная того, заставила ее снова на угольках попрыгать.
— Ну мать-то тут при чем?
— А она тебе молча кексик принесла?
Хватка усилилась, и Валеркин подбородок впился мне в плечо.
— Я заказал доставку. Анонимно. Чтобы мать не догадалась.
— Не ври. Я пила с ней утром чай.
Он меня отпустил, и я судорожно натянула одеяло под самый нос.
— А чего не сказала?
Я зажмурилась, почувствовав на ресницах соленую влагу.
— Валер, это дурь какая-то… Что с Марианной, что с твоей матерью… Я устала от всех этих ваших бесхитростных игр. Скажи, это ты попросил мать пригласить меня к Сеньке?