Сказка в дом стучится
Шрифт:
— Вы поговорили с папой по поводу подарка Сеньке? — спросил, уже складывая в багажник гитары.
Я зажмурилась — совсем из головы вылетело.
— Забыла, — не стала врать.
Да и не соврешь Никите: он все видит, слышит и чувствует. На вранье уже полегло два поколения Терёхиных, надо спасти хоть нынешнее. Спросит Никита что-то серьезное про ночь, отвечу по-серьезному, но не буду бежать впереди паровоза. И все же на дачу мы приехали раньше Валеры, которого за завтраком я убедила не оставлять машину в городе без присмотра.
Нам с Никитой обрадовались — мне
— А Валера когда приедет? — спросила она якобы из-за ужина.
— А он когда-то приходил домой по часам? — дала я отпор совершенно спокойно. — И почему вдруг что-то должно поменяться?
Мы с Сенькой оккупировали стол в столовой и объявили всем, чтобы нас не тревожили, даже Геля. Листочков я распечатала целую пачку, и теперь мы смело зарылись с головой в груде восковых мелков всех цветов радуги и не желали вылезать из нее даже ради ужина.
— В чем ваша проблема, тетя Таня? — говорила я уже на повышенных тонах, разозленная очередным вторжением. — Ребенок не умирает с голоду и не валится с ног от усталости. О каком режиме идет речь? Я не первый день с детьми. Я сестру вырастила. В таком возрасте режим уже не обязателен, и ему завтра не в садик. И вообще кто отвечает за ребенка, вы? Или все же Геля? — добавила я тут же, чтобы стрелки плавно не перевелись на меня, пока что постороннего человека. — Вот когда она скажет, что ему пора ужинать и спать, тогда он и пойдет. А так, может, с папой поужинает и хоть узнает, что у него есть папа.
— А то он не знает! — выдала Татьяна Васильевна тоже довольно громко.
— Вашими стараниями — нет. Теперь будет знать — моими. Можно нам не мешать?
Она ушла, очень громко, а Геля минут через пятнадцать зашла в столовую довольно тихо.
— Ничего, ничего, — сказала тотчас, присаживаясь у края стола. — Я просто посидеть с вами.
И подмигнула мне — отлично: с Никитой воюем против папы, с Гелей — против тёти Тани. Перманентное состояние войны какое-то получается!
— Сеня, а почему у тебя небо зелёное? — спросила Геля, придвигая к себе листок с одним из вариантов уорхоловских «Четырёх цветов».
— Потому что я так хочу, — ответил ребёнок правильно, а я добавила, будто из написанной мною методички:
— Творчество Энди Уорхола учит детей не бояться экспериментировать с цветом. Подумайте, как родители учат детей рисовать? Небо — голубое, трава — зеленая, песок — желтый, снег — белый… Мы создаем в голове ребенка стереотипы и останавливаем полет фантазии. А если позволить ему творить независимо от нашего взрослого мнения, то можно увидеть, что небо он нарисует фиолетовым или зеленым, а на вопрос почему, ответит — «а мне так нравится». Может, в этом нет ничего плохого?
— Я с вами не спорю. Я просто спросила, — стушевалась несчастная нянька.
— Я тоже просто объяснила свой подход, — смутилась и я. — Извините, если грубо. Просто я немного устала…
— А ты, Сеня,
Художник тут же замотал головой. И собака замотала — размазывая по моим коленям слюни, потом тявкнула, вылезла из-под стола и почапала в коридор. Папу мы дождались, хоть и проворонили его приход. Сеня со стула не сорвался, но я все же заметила его вопросительный взгляд, обращённый к няне. Пока Геля соображала, как поступить, Валера сам вступил в гостиную.
— У вас здесь филиал Третьяковки?
— Эрмитажа. Мы не ужинали. Тебя ждали, — опередила я вопрос «почему?» и поймала улыбку: живую, настоящую и даже добрую.
— Я быстро. Только одомашнюсь малость, — выдал Валера, можно даже сказать, умную мысль.
Ему, конечно, еще учиться и учить быть домашним, как и Сене — не обращать внимание на тех, кто говорит, что небо может быть только голубым, чёрным или серым. Цвет неба всецело зависит от глаз, в которых оно отражается: просто нужно чаще отрывать взгляд от земли, ведь смотри, не смотри под ноги, а все равно когда-нибудь да споткнешься.
Никита пришёл в столовую раньше отца и потряс перед моим носом влажными руками:
— Я для него играть не буду, даже не просите.
— А он просил? — удивилась я.
— Нет, но вдруг вы решите отчитаться перед ним.
Ну ё-моё! Я построю когда-нибудь с этим ребёнком человеческие отношения?
— Мне не нужно ни перед кем отчитываться. А вот тебе передо мной придется. Завтра! Так что можешь быстро поесть и ещё поиграть перед сном, сможешь?
Никита сжал губки, но под ними явно скрежетал зубками. Что ж — проверяет меня на вшивость, но все блохи давно выловлены, тараканы приручены: остаётся только взять под уздцы строптивого жеребца и объездить. Иначе дикий ор в этом доме не прекратится. В ангельское терпение рыжего мерина верить не приходится. Он пришёл в футболке и занял привычное место. Переместилась лишь я, сев между братьями и разделив стул с Баронессой, которая снова вожделенно пускала слюни мне на колени.
— Такая тишина — затишье перед бурей или как? Что-то от меня скрываете? — спросил Валера, когда Татьяна Васильевна наконец удалилась, оставив нас ужинать семьей.
— Может, нам просто нечего тебе сказать? — отозвался Никита первым. — Пустой день. Абсолютно.
Выпад в мою сторону? Отлично!
— Я нарисовал зелёное небо, — принял эстафету Арсений.
— Почему зелёное? — задал Валера стандартный взрослый вопрос.
— Потому что мне нравится зелёное небо.
— И где ты такое небо увидел?
— Нигде.
— Поэтому и нравится.
Валера философски подытожил разговор и напомнил, что еда остывает и что есть все же стоит молча, чтобы не подавиться.
— А где Марианна? — спросил Валера, как только дети вышли из-за стола.
— Мне она не звонила. С подружками, может быть? Ты волнуешься?
— После того, что ты сказала, да. Я считал ее просто избалованной дурой, а теперь увидел ее странности совсем в другом свете. Может наберёшь ей?
— Я?
Я выдержала строгий взгляд и достала телефон. Марианна ответила сразу.