Сказка в дом стучится
Шрифт:
Я отряхнула мех — почти чёрный, непрофессионал и не догадается о его происхождении. Саму куртку я не перешивала — она пригодилась для создания образа пилота из «Маленького принца». Боже, ну почему я оправдываюсь даже перед собой? Никто меня в Тишкиной компании не станет судить ни по платью, ни по шубке, а только по факту, что я каким-то образом осталась в Валеркиной жизни. Терёхин точно не скажет им, что мы знакомы всего три дня.
— Откуда платье?
Я не обернулась к сестре. Просто перевесила вешалку
— Из шкафа, — ответила я правду.
— Почему я его никогда не видела?
— Потому что я не ношу платья. Тем более, вечерние. Некуда и не с кем.
— Не понимаю я тебя, Алька. Ну какой смысл наряжаться перед мужиком, который тебя уже голой видел?
Тут уж я обернулась.
— Голой он меня не видел. Мы пили чай, — отчеканила я. — Он приехал за машиной.
— А, ну да… А в кровати у тебя просто домовой попрыгал…
— Я просто не застелила ее с ночи. Что тебе от меня надо, Вероника? В чем ты меня все уличить хочешь? Я ничего не скрываю. Я взрослая женщина, и сама буду решать, с кем и где мне спать.
— Но не в моей же комнате!
— Знаешь, она вообще-то и моя тоже.
— К тридцати у нормальных баб есть своя квартира.
— Понятно. Знаешь, мне тоже понравилось жить одной. И я плотно займусь этим вопросом, как только денег поднакоплю. Ты, блин, не спрашивала, на что я живу без дней рождений почти год, не спрашивала? Потому что на тебе это не отразилось. Знаешь, не плюй в колодец, умные люди говорят.
— Так это ты плюешь на всех нас. Это ты живешь, как тебе нравится. Мать неделю не спала, когда ты в своё Кемерово на машине упёрлась!
— Я и в Смоленск на машине ездила! Хватит проецировать на меня свои личные страхи.
— Но туда ж ты ехала не одна! — не унималась самая умная, которой мать делегировала полномочия промывать мне мозги.
— Я и в Кемерово попутчика взяла. Я не дура. И ночью нигде не останавливалась. Так что хватит! Знаешь ли, тащиться в кафе вечером намного опаснее.
Вероника изменилась в лице.
— А без машины ты нас не заберёшь, выходит?
— У меня есть машина. Даже круче. Твоим подружкам понравится. Можешь в окно выглянуть.
А я пока глаза потру. Спать так и не легла — сон отступил под ударом гормонов счастья, и я доваляла бульдожку, нашла в коробке нейтральную абстрактную акварельку, на которых обычно рисовала лейблы, и вывела каллиграфическим почерком поздравление для Влада. Долго думала, подписывать одним именем или двумя, но в итоге остановилась на трех буквах — Аля.
Вероника тем временем чуть в окно не вывалилась.
— Вау! Прокати, а?
Глаза горят — сейчас занавески подожжет.
— Не сегодня. Я с часа ночи не сплю.
— Так ложись спать, а ночью покатаемся. Я как мышка
— Я не усну, Вероника. Не хочу засыпать, — исправилась я. — Мне сейчас ванна ваша не нужна для кукол, так хочу в человеческом режиме пожить…
— Со своим…
И уставилась на меня выжидающе.
— А вот не скажу, как его зовут. Обойдешься. Иди уроки делай. Завтра пятница, завтра отвезу тебя мороженое есть. Бабам цветы, детям мороженое. Или забыла?
— Злая ты, Алька!
Но я ещё злой не была. Злой с работы вернулась мать.
— Что это за машина? — спросила она прямо с порога. — Я встретила Анну Сергеевну.
— Это она тебя встретила, — отрезала я. — Временно это моя машина, пока Рав у механика. Если решат, что чинить его не стоит, — врала я без зазрения совести, — будет моей навсегда. Ещё вопросы есть?
Мать закивала, а потом сообразила замотать головой.
— Какие уж тут вопросы, проверенным путём идёшь. Талант, как говорят, не пропьёшь…
— Не представляешь, насколько проторенным, — не сумела сдержать я улыбки. — Он тоже рыжий. И почти одно лицо с Виталием Алексеевичем, царство ему небесное. Судьба, как говорят.
Я развернулась ушла в комнату. Вероника в душе будет ещё минут десять. А я бы часов десять лежала в одиночестве носом в подушку, не вставая. Как же мне все надоело…
— Аль, чего мама плачет?
Вероника вошла, наверное, на цыпочках. Совсем бесшумно.
— Понятия не имею, — буркнула я в подушку.
— Ты тоже плачешь?
Вероника опустилась у кресла на корточки, но меня не тронула.
— Нет, лежу, думу думаю…
— Так она не из-за тебя? Что-то на работе стряслось? Ее уволили? Зарплату урезали? Ну что?
— Думаю, из-за меня. Из-за машины. Типа я блядь конченная. Как-то так…
— Но это ж не так! Уверена, он тебя любит… Ну, хочешь я с ней поговорю?
— Бесполезно. Это как с Анной Сергеевной разговаривать.
— Так она старая дура, а мама…
— Это не от возраста зависит, а от моральных убеждений.
Черт, я только что мать дурой назвала, но из песни слов не выкинешь. Обе мы с ней хороши… Не я придумала ложь! Сколько было сил, отнекивалась… Сейчас вот даже руку поднять не могу, чтобы оттолкнуть сестру.
— Иди вытрись! — прикрикнула на неё от смущения. — С тебя течёт!
— Так не на твою ж кровать!
И все же Вероника отступила на целый шаг и принялась тереть рассыпанные поверх халата волосы полой этого самого халата, бесстыдно обнажая то, чем баловать ей пока еще не следовало.
— Знаешь, я тут такую штуку придумала, — выдала Вероника таким мечтательным тоном, что мне заранее поплохело. — Тебе не надо нас всех забирать. Только меня одну.
Кто о чем, а моя шестнадцатилетняя дура все про кафе!