Сказка Востока
Шрифт:
Шадома, по средневековым меркам, — довольно зрелая, не просто красивая, а сочно-обольстительная белокожая девушка, актриса, и если подчиняться современному Перу, то она и автор сценария этого действа, в котором участвуют все, даже купец Бочек, и просчитано все, вплоть до мелочей.
В зале полумрак, лишь она то поет, то танцует, то играет на арфе, словом, блистает. И в этом зале сегодня никто не ест, не пьет, все поглощены ее изяществом, ее талантом. И, как издавна в среде великих артистов повелось, здесь своя клака, что в конце каждой партии бросает деньги и цветы, выражая свой восторг. И здесь не только подставные лица, уже есть масса поклонников, масса охотников, и ставки за ночь — неземные!
Да актриса выше низменных утех — не
Но Мираншах — не публика! Молла Несарт предупредил, что правитель Тебриза посредством зелья и игры психически расстроен, к женскому полу охладел, а в целом, невежда, деспот, завистник и ревнивец. На последних двух чувствах и хочет сыграть Шадома. По незавидному собственному опыту и по расспросам местных девушек, что обслуживали Мираншаха ранее, она уже знает обо всех его слабостях и отклонениях, которые бывают при всякой разнузданности. А еще знает Шадома, да и все, что Мираншах и такие, как он, ограниченные люди считают себя чуть ли не сверхлюдьми, если не полубогами, и встреча с ним для любой девушки просто честь и пожизненная слава. Он же таких одалисок и за людей не считает, посему никогда после проведенной с ними ночи, а чаще — пяти минут, имени не спросит, так, может быть, кинет монетку, если настроение хорошее, а более — за счет заведения: весь город — его. А тут, думая, что скоро уйдет, он простоял на ногах более получаса, очарованный ее игрой (ведь недаром говорят — подлинное искусство и зверя покоряет), и, толкнув в бок Моллу Несарта, в удивлении спросил:
— Кто такая? Как зовут?
— Шад-Мульк, — с некой загадочностью сказал старик и, словно правитель не расслышал, на ухо восторженно повторил, — принцесса Шад-Мульк.
— Какая принцесса? — заинтригован Мираншах, ведь это он законный принц на земле, других не приемлет, вроде быть их не должно: всех истребили. Но, оказывается, одна осталась, да какая! А какая?
Сама Шадома хотела стать принцессой Грузии, что где-то еще правдоподобно, Византии, ну на крайний случай — Сельджукидов, а шик — персов со времен Дария. Молла Несарт это желание остудил, он знает, что Мираншах в географии, а тем более в истории, совсем плох, и поэтому называется то, что единственно уважается — последняя принцесса Ильханов: [155]
— Праправнучка Чингисхана, — с подобострастием шепчет
он.
— А как она сюда попала? — любопытствует Мираншах. И тут стал Молла, как на Востоке любят, витиевато-красочно говорить и так же жестикулировать, так что в потемках, перед глазами Мираншаха темные змеи — такая же история: это что-то вроде истории про современную Золушку. Да это все, как само человечество, гораздо древней, и Молла Несарт, будучи уверенным, что правитель этого все равно не знает, импровизируя, пересказывает допотопный миф о богине Иштар. [156]Чувствительная история мало тронула Мираншаха, однако он выказал желание тотчас усладиться ею.
— О, это не ко мне, — ушел от ответа Молла. Был вызван главный администратор «Сказки Востока», который уверял, что Шад-Мульк выдающаяся актриса-принцесса, на гастролях по особому приглашению, и общение с ней в корне невозможно, но, учитывая, что правитель тоже принц, будут уговаривать. Принцесса, не испытывая терпение правителя, быстро снизошла. Представление резко прерывается, ведь правитель правит здесь, и Мираншах приглашается еще на один этаж выше.
Шад-Мульк, как теперь на восточный лад она себя именует, крайне рискует, затеяв эту игру. Она, как никто другой, понимает, на что идет, к этому давно стремилась, готовилась и понимает, что от первой встречи зависит многое.
Прервав концерт, она спешно приняла ванну с лепестками роз, переоделась в строгий наряд, как принято у монгольских цариц, на котором китайцы вышили золотом замысловатые узоры на степной мотив. Даже когда перед Мираншахом открыли дверь, она, все еще полулежа на диване,
И лишь когда он вошел, она поднялась, и, зная, что исконно степные тюркские, а тем более монгольские женщины почти что наравне с мужчинами, если надо, даже воюют, с подобающим ханше достоинством встретила правителя.
В «Сказке Востока» за Мираншахом Шад-Мульк подглядывала не раз, его психологию с помощью Моллы и Бочека она уже раскусила. Это далеко не Тимур, просто выскочка, которого, если получится, надо сходу обуздать, и только так и возможно — будучи один на один, где он правитель, а несколько стеснен, как почетный гость.
— Эти апартаменты я временно снимаю, — после изысканных приветственных речей говорит Шад-Мульк. И это уже не Шадома, она действительно прирожденная актриса или стала ею. По крайней мере, если бы кто из близких подслушивал бы, то не узнал бы ее: голос совсем другой, звонкий, как ручеек, по натуре властный; нежно-манящий, но требующий дистанции. — Это мой родовой дом, его сожгли сельджуки, — на картине огромный замок на берегу живописного озера. — Это, как вы, наверное, знаете, мои предки — великие ханы Хулагу и Толуй. — Все эти картины куплены на днях. — А это Чингисхан, — демонстрируется портрет купца Бочека в короне, свежая краска бороды блестит. — Ну а эта картина не для всех, — она делает многозначительную паузу, — но вам показать, я думаю, можно. — Это подлинник, влюбленный Сабук пригласил специально из Генуи художника, чтобы навсегда запечатлеть белокожую богиню Шадому почти что в нагом виде, так что Мираншах, изумленный, надолго бы здесь застрял, — вот в чем сила настоящей красоты и высокого искусства. Однако Шад-Мульк вернула Мираншаха в реальность: — А вот это Повелитель Тимур. Узнаете? — у предприимчивого купца Бочека коллекция портретов всех великих правителей на всякий случай, каждый из которых он в нужный момент выставлял. Почти то же самое делает и Шад-Мульк: — Как вы похожи на своего отца! Только черты лица более утонченные, я сказала бы, благородные, и не в упрек отцу, умней. Конечно, порода, наша великоханская кровь. Вы ведь знаете, что мы родня: Чингисхан и Тимур произошли от одного отца — Туменай-хана. [157]— И пока Мираншах обдумывал сказанное, она уверено продолжала: — Ив этом ряду достоин быть и ваш портрет. Вы согласны, чтобы я писала вас?
— Вы рисуете? — поражен Мираншах.
— Гм, — очаровательная улыбка на лице Шад-Мульк. — Я впервые обращаюсь к мужчине с такой щепетильной просьбой, а вы. — она весьма искусно всем своим видом изобразила обиду, слегка отстранилась.
— Конечно, согласен, — по-воински браво ответил Мираншах и хотел было изобразить галантность, да вышло так коряво и неумело, что Шад-Мульк чуть не прыснула смехом — и это от общей радости: ее первый, самый важный и опасный акт игры удался. Теперь нужна пауза, ей надо передохнуть, и надо, чтобы в опьяненном сознании Мираншаха это прочно осело. И в этот момент стук в дверь — Молла Несарт, у него нет дара Шад-Мульк, он уж слишком натянуто улыбается.
— Вот, — деньги в руках казначея отвлекают все внимание, — выиграл.
— Наступает долгая пауза. Взгляд Мираншаха заблуждал с Несарта на Шад-Мульк. Девушка, как говорится, нашлась:
— Достойный мужчина, — как бы про себя выдала она, направляясь к краю дивана, где у изголовья стоит наргиле, — воин и игрок. — Грациозно присев, она пару раз затянулась и, выдыхая клубы ароматного дыма: — Люблю азартных мужчин, — и следом: — уверена, вы сегодня и отныне победитель.
— Вы ясновидящая? — расширились глаза Мираншаха.
— О! Только не это, — она мило улыбается. — А то прослыву еще ведьмой, колдуньей. Нет! Нет! Еще раз нет. Просто общение кровно-родственных душ должно обогатить нас. Мы должны помнить величие нашего рода. Никто против нас не устоит. Будьте уверенны, и вы сегодня победите. Ха-ха, обещаю.
— А после я вернусь к вам? — то ли вопросительно, то ли с просьбой, что совсем не похоже на прежнего Мираншаха.