Сказка Востока
Шрифт:
Случилось как раз наоборот. Несарта обихаживали, дали поспать, а на следующий день выдали новую одежду, под охраной повели в центр. И он издалека, по людскому восторженному гулу понял, что будет царская щедрость, веселье, зрелище, много сладостей и еды, и, как главное событие торжества, — массовая казнь.
Это был май. Уже с утра сильно припекало, духота. Людей — море. На центральной площади и прилегающих улицах не протиснуться. Великий эмир — любитель и страстный организатор всяких массовых мероприятий, будь то сражение, пир, массовая резня или праздник весны, умел эти представления сделать впечатляющими, так чтобы запомнили навсегда.
Словно почетного гостя, Моллу Несарта доставили на площадь перед самой казнью, усадили на довольно приличное место, так что
За ними духовенство, купцы, всякие наперсники и прочий предприимчивый люд, мечтающий хотя бы попасть в поле зрения Великого эмира.
Когда к эшафоту подвели более двух десятков осужденных с накрытыми мешковиной головами, несчастное сердце Моллы Несарта больно ёкнуло — в ком-то очень крепком и высоком он стал угадывать Красного Малцага. От внутреннего мучения он весь напрягся, не мог оторвать взгляд, будто тоже наслаждается этим зрелищем. А эта процедура — чье-то удовольствие, смакуют, растягивают. Долго зачитывают вину всех. Кадий еще раз выносит вердикт. Наконец мешки с голов снимают. Боже! Малцага среди них нет. Зато рядом с Бочеком стоит еще один старик — доктор Сакрел. Более Молла смотреть не мог, низко опустил голову, а когда услышал удушающий хрип, стоны, ему стало плохо. Его утащили, и вновь в «Сказку Востока», в маленькую комнатенку с узким оконцем, где раньше обитали самые невостребованные одалиски. Правда, к нему внимание повышенное, по крайней мере ни в чем нужды нет. И теперь Молла Несарт предчувствует, что будет еще одна встреча с Тамерланом. Он предполагал, что через два-три дня — обычно столько длится пиршеский загул Повелителя. А тут до рассвета Моллу растормошили, стали мыть, проверять, что принято перед высочайшим приемом. Несарт неплохо разбирается в планировке «Сказки Востока»: его повели на второй этаж, в лучшие апартаменты, где некогда находилась Шадома — ныне принцесса Шад-Мульк, где теперь оказалась спальня Тамерлана, и по наличию духовенства, предсказателей, и астрологов Молла Несарт понимает, что Повелителю приснился страшный сон. И если позвали его, то сон опять «вещий».
— О Великий и Величайший! О защитник Веры, Посланник Бога, Надежда Мира и всего человечества! Твой тяжкий сон — предвестник людского счастья. Ведь снег, как белый свет, — это чистота твоих благородных помыслов, твоей божественной души и явный признак нам, твоим рабам, что ты очередной Пророк на грешной земле.
Возлежа на роскошном ложе Шадомы, Повелитель лишь вяло махнул рукой. Охрана все поняла: умудренных старцев небрежно отодвинули, после еще одного движения руки их вовсе выставили. А Тамерлан почти негнущимся пальцем руки поманил Моллу Несарта. Приблизившись, последний увидел опухшее, изможденное лицо Повелителя, воспаленные под грузными веками блеклые глаза и потрескавшиеся сухие губы.
— Я видел сон, — хриплым голосом еле выдал Тамерлан.
— Излишки спиртного и похоти, — бесстрастно выдал Молла.
— Я видел тот же сон.
— Прости, а это вещий сон. Рано или поздно твоя одинокая башка окажется на далеком севере, в снегах, зато на пьедестале.
— Прочь! — все-таки слаб тон Повелителя.
А Молла Несарт, когда его уводили, думал, что это точно мучительный конец. И опять ошибся, вновь его внимательно обхаживают, а вскоре, через день, тщательно моют: неужели снова встреча?
Все-таки Тамерлан потрясающе выносливый, от природы крепкий человек. Как в былые времена становления, в «Сказке Востока» в кратчайший срок оборудован грандиозный тронный зал. На старинном золотом кресле восседает Великий эмир. В эти дни что-то произошло, и он вновь покрыл голову тяжелой короной, в руке скипетр с набалдашником в виде львиной головы, сам он важен, словно бог.
— Молла, — по-прежнему крепкий и сухой у него голос, — от моей щедрости у тебя два пути: один — сам знаешь, ну а второй — это то, что ты должен был сделать — разбери обсерваторию в Мараге и перевези ее в Самарканд.
— Великий эмир, в Священном Коране сказано: «Ты даруешь
предложил мне вновь заняться обсерваторией — честь и хвала тебе! Ибо это наука, значит знания и просвещение, лишь они могут дать свободу и процветание народу. А иначе, как сейчас, будет невежество, незнание, суеверие, и несчастный темный народ будет вновь и вновь плодить все новых и новых Тамерланов.
— Хе-хе, ты, как всегда, начал за здравие, а кончил. Хе-хе, впрочем, твоя известная дурость от виселицы уберегла. Может, сыграем напоследок?
— Нет, — категоричен тон Моллы.
— Ну тогда, — голос Тамерлана тоже стал суровым, — занимайся обсерваторией. Полгода срок. Выдать ему пайзцу!
В несвободном обществе, где один деспот решает все, можно в один миг все потерять, либо все получить. Еще одну ночь провел Молла Несарт в «Сказке Востока», и она в корне отличается от предыдущей — он вновь наделен пайзцой, то есть высшей благосклонностью правителя. Посему его перевели в приличную комнату, собственная прислуга и все, что пожелаешь, в том числе приглашения на вечерний праздник, от которого Молла ввиду усталости отказался, но спать не смог: шум, музыка, фейерверки до утра. Он просто догадывается — что-то грандиозное случилось, но что именно, он не знает, зато знает Перо.
Оказывается, накануне днем, благодаря деньжищам, отобранным у Бочека, и посредством посла Иоанна Султанийского, удалось вслед за греками и латинянами подкупить некоторых туркменских полководцев, которые были в составе войска османского султана Баязида. Это немаловажный успех, да Тамерлан на это особо не обращает внимания и пока дает только малый задаток, ибо знает, что и без этих предательств под его командой почти в два раза больше войск, и они под прессом единоначалия. А если некоторые полководцы Баязида уже пошли на торг и сговор с ним, то это уже не армия — он должен победить! Да ликовать еще рано и расслабляться непозволительно, правда, праздновать повод есть. Тамерлан велик! И его власть признали почти все европейские монархи. От их имени король Франции Карл VI прислал договор, согласно которому Европа будет ежегодно выплачивать Тимуру дань. Правда, далее проливов Босфор и Дарданеллы, то есть границ Азии, Великий эмир не переходит. В общем мир поделен. (Как звучит современно.)
Но это при одном условии, если Тимур одолеет Баязида, освободит Европу от тюрко-османского ига.
Это был величайший дипломатический успех, и более того, в военно-политическом аспекте таких завоеваний не добивался никто — ни до, ни после Тимура, даже Александр Македонский, Чингисхан, тем более Наполеон.
Перо подсказывает, что сам Тимур понимал, что находится на пороге абсолютного величия и исторического бессмертия. Он также понимал, что до этого предстоит свершить, наверное, самый ответственный, тяжелый и решающий бой. И, примерно предчувствуя его исход, он думал о своем сверхвеличии, о вечной славе своей и своего рода.
От таких обстоятельств и мыслей даже такой сильный человек, как Тимур, несколько теряет жизненные ориентиры. Теперь он даже вспоминать не хочет, что когда-то телят пас, был на побегушках и нанятым разбойником у мелких князьков. Его сверстники-друзья, которые могли бы это вспомнить, — кто, воюя рядом с ним, погиб, кто сам умер, а кого он сам изжил. И ныне не может быть такого понятия, как выборный орган Курултай, — их род имеет древнейшую генеалогию, пересекающуюся с Чингисханом, а начало берет чуть ли не от пророка Ноя. И вроде все, о чем мечтал Тимур и даже не смел мечтать, сбылось. И он верит — пользуясь его плодами, потомки еще более расширят империю, династия Тимуридов будет существовать вечно, пока стоит этот мир. Вот только одна беда — после того, как скрытно написал он завещание в пользу внука Мухаммед-Султана, между наследниками началась открытая распря. А что будет, когда его не станет?