Сказка Востока

Ибрагимов Канта

— Ха-ха-ха! — хохот с хрипотцой. — Молчание — знак согласия. Приступай!.. А вы в очередь, в очередь!

Тучное тело Баязида затряслось, он тяжело встал, пытаясь уйти, его вернули, усадили. Не в силах вынести этого, он вновь молчаливо встал. Из его носа и рта уже потекла кровь с обильной слюной.

— Отведите его, — сжалился Властелин.

Этот содом ^[235]продолжался несколько суток, по окончании которых Властелину доложили — Баязид умер. Как пишут летописцы и даже некоторые современные авторы, тут Тимур «высказал подлинное рыцарство и врожденное великодушие» — отдал принцу Мусе тело отца и послал траурное сопровождение до самой Бурсы.

Говорят, что смерть Баязида, случившаяся в середине марта, опечалила Тимура. Отчего же? И вряд ли это так, ибо Властелин как ни в чем не бывало продолжил свой поход. И можно было двигаться напрямик, да он сделал небольшой крюк, дабы посетить

город Конью — там приготовили ему положенную громадную дань и, как обычно, царский шатер в чистом поле, где после перехода должен состояться грандиозный той. Да вдруг Тамерлану доложили, что здесь есть «Сказка Востока». По его велению центральный фонтан заполнили слегка подогретым ароматным белым вином. После этих винных процедур Властелин ночью очень плохо спал: он увидел плохой сон, и, приказав сжечь «Сказку Востока» со всеми ее слугами, уже покинул город и был в пути, когда навстречу прибыл срочный гонец. Властелин ему не поверил, точнее, не захотел верить, и дабы не слышать еще раз, выхватил кинжал, но силы покинули, «он упал, рвал на себе волосы и одежды, катался по земле, стонал и кричал».

* * *

Память или Перо? Почему-то именно этот вопрос, как пролог, случайно возник перед написанием данной главы. И, может, багаж лет небольшой, да и не малый — это кто как посмотрит, и все же, кажется, многое повидал, по крайней мере, две войны пережил и кое-что пытаюсь писать. Поэтому пишу, что память (по словарю) — это способность сохранять и воспроизводить в сознании прежние впечатления. Неужели этот так? По своему опыту отвечу — отчасти.

Так, если окончанием второй чеченской войны считать день проведения референдума (23 марта 2003 года), то прошло ровно ничего — четыре года, и я уже многое не помню, даже не хочу вспоминать: мне больно. А вот открыл дневник тех лет и ужаснулся. Неужели это было? И как я такое пережил? Не дай Бог еще. И дело не в бомбежках и обстрелах, не в убийствах и насилии. А в том, что не понять — кто против кого? Кто за кого? И что в итоге получилось? Кто проиграл? Кто выиграл? Кто пострадал? Вот на этот вопрос могу ответить — пострадали простые люди. А в остальном, в принципе, ничего не изменилось — у власти практически те же лица, просто разрушений много, надгробий тоже. А память? А память многое хочет забыть, и из-за некой воспитанности вынужден всем, я подчеркиваю — всем, деликатно улыбаться. Так это к лучшему. Нам предписано всем все прощать, но не забывать. И в этом вопросе нельзя на добрую человеческую память полагаться. Тем более что в других, особенно официальных источниках, эти события описываются по-разному, чаще совсем наоборот. И ничего тут удивительного нет: у каждого своя правда, своя точка отсчета и ось координат. И если один высокообразованный человек видит эти события на экране компьютерного навигатора бомбардировщика словно игру, то другой, менее образованный, спрятав за спиной детей, глядит из подвала — неужто попадет? Это назовут столкновением цивилизаций. И кто тут варвар, а кто современный человек? И если с варваром вроде все понятно, то что значит «современный человек»? А может, древние были искренней и менее лицемерны, просто поделив мир — господин и раб?

А что сказать про описываемое нами время — XIV век. Вроде у кавказских горцев письменности не было. Приходится оперировать памятью, то есть устным народным творчеством — это илли, ^[236]легенды, предания. А что там правда, а что вымысел? И что сохранилось за истекшие века? Да и не научный это подход, ссылку на свой первоисточник не сделаешь, а чужой — интересно, откуда у него точка отсчета? А, впрочем, кому какое дело? Побеждает сильнейший и деятельный. Такова жизнь и нечего «на зеркало пенять». Так что действовать приходится в рамках того, что в незначительной степени сохранилось, и то не сами первоисточники, а мифы в виде мемуаров, и то в переводе с одного языка на другой, и третий, где без редакции, самомнения и компиляции не обходится. И вспоминается «Гомер — великий мастер искусства рассказывать правдоподобные небылицы». ^[237]На роль великих данный текст не претендует, да что-либо подобное, «небылица», могут про него сказать. Быть может, суть и в этом есть. Хотя заметим сразу — водим мы Пером не по заказу, не со злым умыслом, а вопреки. И нет обид иль мести-покаяния, но есть желание — видеть прошлый мир с высот Кавказа, во имя будущего и маршо. ^[238]

Тут «не почему-то», а согласно теме нашего повествования приходит на память судьба замечательного средневекового художника Абу аль-Хайи, которого Тимур перевез из Багдада в Самарканд, обласкал, дал все привилегии, громадную пенсию, назначив главным живописцем своего двора. Так, этот

художник написал с десяток портретов Повелителя, фрагменты различных сцен, которые были оценены. Однако перед тем как умереть, этот художник собственноручно истребил плоды своего труда. Сразу возник вопрос: может, назло Тимуру? Скорее от стыда за свои картины, ибо художник, получающий от двора и узурпатора пенсию и почет, желая покровителю угодить, выродился в льстеца и лицемера — это отразилось в его картинах, и он не захотел оставить после себя этот позорный след.

«К чему такое отступление?» — резонно бы спросить у Пера. И оно, наверное, ответит: «рука, держащая Перо, должна быть свободной». Следом, на счастье, попала в руки «чудная вещь — хорошая книга!» В ней написано: «приучи себя писать, а не без разбору читать, пусть станет это системой». ^[239]

В этой же книге написано: «Имперская армия не в силах нанести варварам сокрушительный удар, варварские отряды очень мобильны, практически неуловимы. Это особенно характерно для варваров-кочевников. Номадические ^[240]племена легко снимаются со стоянок перед лицом приближающейся армии врага. Однако в некоторой мере это справедливо и для оседлых варварских обществ, потому что ресурсы их скромной жизни легко и быстро восстанавливаются даже в случае их полного уничтожения. Большой урон от войны всегда несет цивилизованная сторона: победа ее пиррова, ибо она истощает ресурсы победителя, тогда как поражение варваров никогда не бывает окончательным в силу высоких рекреационных способностей примитивной экономики варварского общества. Тактика партизанской войны вполне оправдывает себя даже в современных войнах. Хотя нынешние партизаны — далеко не варвары, они очень искусно пользуются именно этими методами ведения войны, демонстрируя их явные преимущества в борьбе против врага, технически лучше оснащенного».

Скорее всего, здесь возник еще один вопрос: к чему этот опус? А это тоже в какой-то мере относится к нашей теме.

Когда Тимур впервые явился на Северный Кавказ, то это было нашествие варваров-кочевников на устоявшиеся государства: Грузию, Аланию, Золотую Орду и еще небольшие этнические княжества. От мощной Золотой Орды осталась жалкая тень, и она, как мы уже знаем из истории, приговорена. Алания, ее жители, а значит и города, практически полностью истреблены, в довершение — привнесенная зараза. Та же участь постигла и мелкие княжества.

В то же самое время за весьма короткий период времени, благодаря сверходаренности и одержимости Тимура, а точнее и научнее — бурного развития среднеазиатских народов и племен, последовавших от монгольского «взрыва» пассионарности, на огромных азиатских пространствах возникла новая держава, по всем признакам новая цивилизация. И почти все могущественные государи мира признали империю и ее Властелина.

Со времени начала нашего повествования карта мира претерпела значительные изменения. Безусловно, до нашествия Тамерлана Кавказ — цветущий, благодатный край. Некое доказательство тому — две мощнейшие армии того времени, а это более полумиллиона войск, сотни тысяч вспомогательных служб, более миллиона лошадей и тягловой силы содержались за счет ресурса данного края — Северного Кавказа. Что произошло далее, мы уже знаем. И теперь, спустя какой-то десяток лет Северный Кавказ, да, пожалуй, и весь Кавказ являются периферией, где обитают варвары-горцы. Они не подчиняются грузинскому царю, и никому они не подчиняются. А тут средь них объявился вождь, уже известный воин Красный Малцаг. Горцы вокруг него консолидировались и диким образом стали наносить по пограничным территориям Тимуридовой державы дерзкие, ощутимые удары. Дело дошло до того, что горцы посмели напасть на караван с добром Тамерлана. Следом стали угрожать многим вассалам Властелина, требуя с них дань. Правители Грузии, Армении, Азербайджана обескровлены. Будучи данниками Тимура, они бессильны, и ныне сами просят Властелина прислать войска для усмирения и уничтожения горцев. На эту роль, как мы уже знаем, напрашивается наследник Мухаммед-Султан, и это не только оттого, что руки чешутся: ему в деле надо доказать свою состоятельность, заложить имя на перспективу..

Здесь, раз уж мы начали эту главу с пролога «память или Перо?», считаем уместным обратиться к обоим этим дарам, ниспосланным человечеству, дабы кое-что для себя прояснить. Великий хан Мухаммед-Султан (так его стали величать после принятия завещания) — сугубо историческая личность (как и многие остальные). Вслед за одним авторитетным историком многие утверждают, что на момент сражения с Баязидом ему было девятнадцать-двадцать лет. Это неверно хотя бы по одному — его отец Джехангир умер в 1375 году. После Мухаммед-Султана от одной и той же жены — Хан-заде — родился еще один сын Пир-Мухаммед. Значит, по простой арифметике, Мухаммед-Султану около тридцати лет (это подтверждают и останки скелета).