Сказка Востока

Ибрагимов Канта

— Брось ты, — небрежен Калмыков, — Вторая мировая война уже два года до этого шла и была неизбежна.

— Между прочим, — перебивая, сказал Олег Кузьмич, — я знал человека, кто выкапывал Тимура в мавзолее Гур-Эмира. Говорят, когда раскрыли эбеновый гроб, то пошел такой дурманящий запах, что целые сутки помещение проветривали, а рыжая борода Тимура совсем рассыпалась.

— Интересно, ее ли принесли или что иное? — это вновь я не по делу.

— А что, давайте проверим, —

после очередной рюмки воспряли мы духом.

— Не-не, — забеспокоился Калмыков, — лет двадцать ящик не вскрывали, и не дай бог.

— А вообще, как живой, — не унимался я, — действительно, борода настоящая ли? — я уже встал, ощупывая маленький замочек на стеклянном ящике. — Вот бы пощупать его.

— Да, — Олег Кузьмич тоже встал, — в целях науки пощупать узурпатора, я думаю, будет полезно, а то вдруг надумают, как и Ленина, закопать. А ну, Силантьевич, давай-ка ключи.

Я вроде промолчал, но наверняка вид у меня был тоже требовательный.

— Да вы что, вы что?! — начал было противиться Иван Силантьевич, но не так чтобы ретиво.

К замку и вправду давно не прикасались: маленький ключик после долгих усилий едва со скрипом провернулся. И когда мы стали открывать вроде стеклянную дверцу, она оказалась толстой, тяжелой, из какого-то плотного пластика. А петли уже проржавели, не выдержали: дверца рухнула и прямо острым углом в мой сапог, пробив не только кожу сапога, но и мою собственную, чуть не до крови. Во избежание чего-либо мою ссадину обработали последними каплями водки.

— Вот деспот, и сейчас на нашу жизнь покушается, — возмущался Олег Кузьмич и, угрожая пальцем: — Смотри мне, Ленина, может, эти дерьмократы и закопают, а ты еще тысячу лет будешь здесь стоять.

Я, видимо, к этому моменту уже изрядно окосел и нос к носу сошелся с башкой Тамерлана.

— Вы поглядите, как живой, — произнес я, — а кожа, кожа настоящая, — и я нажал пальцем на выпирающую азиатскую скулу.

— Ну-ну, не лапай так, не трогай, — хотел меня в это время отстранить Калмыков и тоже, как и я, замер в изумлении: из глаза, оставляя на изборожденной морщинами, якобы обветренной, но еще сохранившей румянец и жизнь коже, медленно скатилась крупная капля и, блестя светом неоновых ламп, застряла на кончике рыжеватых усов.

— Боже! Он плачет, — натужно выдавил Иван Силантьевич.

— А ну, — расталкивая нас руками, приблизился Олег Кузьмич, не как я, а запросто пощупал физиономию, даже бороду дернул. — Да что вы, набожники, физики не знаете? Скопился конденсат в пустотах, нажал пальчиком — капля потекла. А они: плачет тиран! Надо было раньше плакать, когда воздвигал «минареты» из черепов.

— Вот времена

были, — прошептал Калмыков.

— А ныне что? А Гитлер? А Сталин? А атомная бомба на Хиросиму? — судил Олег Кузьмич. — Да и сейчас, что у нас?!

— А минареты и вправду были? — изумился я.

— А что? Факт: Исфаган, Тус, Дели, Алеппо, Багдад, Магас.

— Магас — наш город, — возмутился я.

— Об этом весь сказ. Ведь вы непокорны, а непокорных он не щадил.

— Да, — подтвердил Калмыков. — Как написано в летописях, при взятии Магаса у всех пленных, от мала до велика, было отрезано по правому уху, люди проданы в рабство в Сирию и Египет, тамошним мамлюкам. А гору ушей пересчитали: более 260 тысяч!

— Ну, не так, — возразил Олег Кузьмич. — Во-первых, Ата-мелик Джувейни писал это с чужих слов и любил зачастую преувеличивать. А во-вторых, это случилось в дотимуровский период во время монгольского хана Аргуна, внука Чингисхана.

— Кстати, могилу Чингисхана так и не нашли, — перебивая, сказал Иван Силантьевич.

— А жаль, — вздохнул Олег Кузьмич, — его башка здесь была бы более уместна.

— Не скажи, не скажи, Кузьмич, это как посмотреть. От монголов мы и пользы немало получили.

— Разве что твою фамилию, хе-хе. Да ладно, не обижайся, — похлопал по плечу Калмыкова Олег Кузьмич. — Давайте лучше выпьем.

— Не-не, — поднял руки Иван Силантьевич. — На коньяк — водку, а теперь еще вино с пивом — хуже ерша, гремучая смесь.

— Да ладно, садись, Силантьевич, тряхнем стариной. И ты садись, — это мне.

— По музею разлился аромат душистого вина.

— Мне домой надо, жена больная, — уныл голос Калмыкова.

— Вот и выпьем за здоровье дам!.. Стоя! До дна! — командовал Олег Кузьмич.

— Мне вино понравилось, а может, жажда мучила. Словом, я еще раз наполнил свой стакан.

— Это правильно, — постановил Олег Кузьмич. — А вот то, что только себе налил — нехорошо. Вот так!.. Ну что ж, мы ведь не пьяницы, и без тостов не пьем. Силантьевич, скажешь пару слов?

— Надо все закрыть, убрать, — Калмыков озабоченно посмотрел на часы: — Поздно. Жена больная.

— Т-с-с, — выдал губами Олег Кузьмич, небрежно махнул рукой, — у тебя всегда жена, — он ткнул меня. — Даже в молодости, в экспедицию поедем, он через день нюни распускает — жена, жена! А как истинно сказал Пророк (мир ему и благословление!): «Все в мире просто, кроме женщин и разговоров о них!» Правильно я говорю, кавказец? — он снова ткнул меня.

— У-гу, — промычал я. На большее не был способен, в отличие от Калмыкова уже и циферблат не различал.