Сказки детского Леса
Шрифт:
– Ты шалишь?
– Не люблю!.. – предупредило коротко Горе с печи.
– Хорошо, – сказал солдат. – Забираю его.
– Врёт, небось, – пояснило Горе с печи встрепенувшемуся царю. – Это он над тобой потешается…
– Ты с печи-то слезай! – посоветовал Горю солдат. – У нас с тобой дел невпроворот на сегодня ещё. Раз слово дало, что уйдёшь к согласному – обратной дороги не к лицу самому Горю искать.
Ну и тронулось Горе с печи.
– Забираешь?!!! – пришёл, наконец, в себя от радости царь. – Погоди, погоди, я сейчас!
– Нет, – сказал солдат. – Мне того, что забрал хватит с верхушкой. Лишнего не надо.
И пошёл со дворца. Скривило Горе напоследок несметную рожу царю, показало язык и поплелось за своим новым товарищем.
– Что делать будем? – спросило Горе у солдата, стоя на крыльце дворца и почёсываясь.
– Дел хватает, – сказал солдат. – Надо соли в деревню свезти нашим жителям, да каких никаких свистулек, да леденцов ребятушкам нашим прихватим.
– Эт ты брось, – не спеша и позёвывая, откликнулось Горе. – Дела теперь кончились. Какие там ребятушки, какая там соль... Теперь я вот с тобой. Эк, придумал – свистульки!..
– Ты так ты, – согласился солдат, – а только без соли никак возвращаться нельзя. Пойдём.
– Что пойдём! Полетим! – согласилось и Горе с солдатом. – Вот, смотри…
У солдата нога возьми и подломись на крыльце. Полетел солдат по всем правилам. Он в одну сторону, нога в другую. Поднялся потом, посмотрел вокруг себя и говорит:
– Так и ногу ведь можно было б сломать! Ну да не беда – одну ногу два раза не потеряешь.
И давай назад ногу пристёгивать. Озадачилось Горе, не понявши поперва. А солдат поясняет ему:
– Ты с протезом бывай аккуратнее. В-первых, дед Кузьма его мне строгал, а Кузьма дед до шалостей строгий дюж! А, в-вторых, если мне без ноги идти, то придётся тебе ж мне быть посохом.
Согласилось Горе с солдатом или совсем нет – то неведомо, а только всё ж вело себя в городе том ещё с приличием. Не показывалось, сзади кралось. Вот купил солдат соли на ярмарке, прихватил леденцов малым детушкам и пошёл по дороге обратной через лес пробираться в свою деревеньку. Утро шёл, днём устал, сел солдат на малой полянке передохнуть, рядом Горе с краю устроилось. И говорит Горе солдату:
– Всё, солдат. Утомилось с тобой. Ты мне геройством своим, конечно, сильно понравился, а теперь я устало не быть. И теперь я тебя изведу…
– Что ж, – говорит солдат. – Извести меня дело не хитрое. Только знаешь – и я притомился с тобой. Тенью тёмной идёшь, песен не поёшь, интересное что – не рассказываешь. Я тебя на Счастье перековывать буду!
Горе даже сначала не поняло. Что это собственно с ним обращение. Не случалось просто на свете такого ещё, чтобы Горе на Счастье перековывать. Рассердилось Горе сразу, как поняло и даже немного обиделось. Темень стала кругом. Светлый день обернулся злой ночею. Дует ветер кругом ледяной, тучи в молниях по небу движутся.
–
А само узко глазы сдвигает и щурится, зло глядит и по страшному скалится… Посмотрел солдат на такое его поведение, выбил трубку свою солдатскую о сапог и задумался.
– Ага!.. – Горе пуще всей мордой встопорщилось. – Не по себе чай, солдат? Если так глубоко ты задумался!.. С Горем век теперь мыкать тебе, с Горем век тебе теперь мыкаться!..
– Неужели курить прийдётся бросать?.. – задумчиво спросил и неизвестно у кого даже солдат. – Жаль, конечно, а что поделаешь!
– Что? – не поняло Горе, витийствуя; тучи мало притихли и спрятались… – Солдат, ты чего?
Солдат посмотрел ещё раз на Горе своё, потом на трубку солдатскую и упрятал трубку в сапог.
– Мне б заботы твои, дитё малое! – говорит тогда солдат Горюшку. – Мне б заботы твои – я бы счастлив был. Ты пока вот сейчас здесь дурачилось, знаешь, сколько мне разного виделось…
– Да ты что! Ты чего!!! – так обиделось Горе, что даже отвернулось совсем от солдата тогда. Тогда небо и сразу развиднелось. Стало ясно кругом, тепло, ласково. – Да то я же, солдат! То ж ведь Я!!!
– Хоть немного теперь отлегло совсем, – облегчённо вздохнул солдат. – Ты, не дай Бог, чего померещится – за меня хватайся и прятайся. Вишь морочит бывает как дедушку!
– Солдат, а солдат!.. – окликнуло Горе, не оборачиваясь.
– Что, родимое? – отозвался солдат.
– Это я ведь перед тобой тут представление устраивало. Старалось и делало всё…
– Да ладно!.. – изумлённо развёл руками даже солдат. – Врешь, поди? Вот дела… А я уж думал курить надо бросать! У нас вот в деревне Михей – старый дед, а туда ж! Пристрастился курить страсть-траву. Так такие же байки рассказывал, что случается – жуть. Уж-то ж ты?
– Я, солдат, – говорит Горе горькое. – И всё из-за тебя! Ты кого собрался перековывать?..
– Перековывать? – сказал солдат, словно припоминая. – Ах, ну да! Нет, так вижу с тобой мы долго будем лишь баловать. Надо нам уговор сочинить.
– Уговор – это что? – повернулось Горе к солдату с интересу совсем; на ближайших деревьях несколько ядрён-шишек осыпалось.
– Уговор – уговор! – пояснил вслух солдат. – Считать будем до трёх. Будет полных три раза у тебя, чтобы долю свою отстоять. Если с трёх меня раз ухайдокаешь – твоя власть, буду верно служить и терпеть тебя. Только если с трёх раз не управишься, то уж не обессудь – буду звать тебя Счастьем. И тогда жить тебе по-нормальному.
– Мне, солдат, тебя одолеть, – отвечает Горе, присвистывая, – так и разу хватило бы с крышкою. Я согласно на три. И вот как не удержишь, солдат, буду век на тебе тогда ездить я…