Сказки для маленьких. Часть 1 - от "А" до "Н"
Шрифт:
7. Прежде чем кого-нибудь спасать, выясни, кого ты спасаешь! (Отрицательный пример: тетка Хемулихи.)
Пока я обдумывал все эти важные истины, пароход миновал последний островок; сердце внезапно подскочило у меня в груди, и я воскликнул:
– Фредриксон! Впереди - море!
Наконец Что-то случилось! Прямо передо мной - сверкающее, лазурное, сказочное море!
– Оно слишком большое!
– захныкал Шнырек и заполз в свою банку.
– Извините, но у меня болят глаза, и я не знаю, что и думать!
– Зато оно голубое и мягкое!
–
– Давайте поплывем туда и будем только спать, качаясь на волнах, и никогда никуда не вернемся...
– Как хатифнатты?
– спросил Фредриксон.
– Кто, кто?
– поинтересовался я.
– Хатифнатты, - повторил Фредриксон.
– Они только и знают, что плывут да плывут... Нет им покоя.
– Вот именно!
– обрадовался Юксаре.
– И никогда не спят, они спать не могут. Они не могут даже говорить, они только стремятся доплыть до горизонта.
– И удалось это кому-нибудь из них?
– полюбопытствовал я.
– Этого никто не знает, - пожал плечами Юксаре.
Мы встали на якорь у скалистого берега. Даже сегодня мурашки пробегают у меня по спине, когда я шепчу про себя: "Мы встали на якорь у скалистого берега... Впервые в жизни видел я рыжие скалы и прозрачных медуз; это удивительно маленькие, похожие на прозрачные зонтики существа, способные дышать и двигаться".
Мы вышли на берег - собирать ракушки. Хоть Фредриксон и уверял, он, мол, хочет обследовать место стоянки судна, что-то подсказывало мне: и он втайне заинтересовался ракушками. Прибрежные скалы перемежались с песчаными бережками, и камешки здесь лежали совершенно гладкие и круглые, как мячик, или вытянутые, как яйца.
Вода была такой чистой и прозрачной, что под ее зеленоватой толщей просматривалось волнистое песчаное дно. Скалы нагрелись от солнца. Ветер улегся, и на горизонте не было ничего, кроме светлой водной глади.
Огромный мир казался мне в ту пору беспредельным, а все маленькое куда более приятным, чем сейчас. Все маленькое было моим, не знаю, понятно ли вам, что я имею в виду... И как раз в эту минуту мне в голову пришла новая важная мысль.
Любовь муми-троллей к морю, должно быть, врожденная, и я с удовлетворением вижу, как она пробуждается и в моем сыне.
Но, дорогой читатель, согласитесь, что суша вызывает у нас еще более сильное восхищение.
Когда плывешь по морю, горизонт представляется бесконечным и непоколебимым. Нормальные же мумитролли больше всего любят переменчивое и причудливое, неожиданное и своеобразное: берег, который и земля и вода, солнечный заход, который и мрак и свет, и весну, которая и холод и тепло.
Но вот снова наступили сумерки. Они опустились совсем бесшумно, сгущались медленно и осторожно, чтобы у дня хватило времени устроиться на ночлег. Розоватый западный край неба с разбросанными по нему маленькими тучками был похож на взбитые сливки, и все это отражалось в воде. Море было блестящим, как зеркало, и не таило в себе никакой опасности.
–
– спросил я Фредриксона.
– Да, - ответил он.
– В книге.
– Мне кажется, она похожа на небесный мох, - заметил Юксаре.
Мы сидели на склоне горы. Приятно пахло водорослями и чем-то еще, должно быть, морем. Я чувствовал себя таким счастливым и даже не боялся, что это чувство исчезнет.
– Ты счастлив?
– спросил я у Фредриксона.
– Здесь хорошо, - смущенно пробормотал Фредриксон (и я понял, что он тоже счастлив).
И тут мы увидели целую флотилию маленьких лодок. Легкие, как бабочки, они скользили по своему собственному отражению в воде. В лодках, тесно прижавшись друг к другу, молча сидели какие-то серовато-белые существа. Их было очень много, и они неотрывно глядели в море.
– Хатифнатты, - произнес Фредриксон.
– Плывут с помощью электричества.
– Хатифнатты, - взволнованно прошептал я.
– Те, что только и знают плыть да плыть и никогда никуда не приплывают...
– Они заряжаются во время грозы, - объяснял Фредриксон.
– И тогда жгут, как крапива. И еще они ведут порочный образ жизни.
– Порочный образ жизни?
– очень заинтересовался я.
– Что это значит?
– Точно не знаю. Наверно, топчут чужие огороды и пьют пиво.
Мы долго глядели на хатифнаттов, уплывающих навстречу бесконечному горизонту. И у меня зародилось странное желание последовать за ними и тоже вести порочный образ жизни. Но вслух об этом я не сказал.
– Ну а завтра мы выйдем в открытое море?
– внезапно спросил Юксаре.
Фредриксон взглянул на "Морской оркестр".
– Это же речной пароход, - с задумчивым видом сказал он.
– Ходит на водяных колесах. Без парусов...
– Мы сыграем в орлянку, - сказал, поднявшись, Юксаре.
– Шнырек, давай сюда пуговицу!
Шнырек, собиравший ракушки в прибрежной воде, пулей выскочил на берег и начал высыпать содержимое своих карманов.
– Одной пуговицы хватит, дорогой племянник!
– Пожалуйста!
– обрадовался Шнырек.
– Какую лучше, с двумя или с четырьмя дырочками? Костяную, плюшевую, деревянную, стеклянную, металлическую или перламутровую? Однотонную, пеструю, в крапинку, полосатую или клетчатую? Круглую, овальную, вогнутую, выпуклую, восьмиугольную или...
– Можно обыкновенную брючную, - остановил его Юксаре.
– Ну, я бросаю.
– И он закричал: - Орел! Уплываем в море! Что случилось?
– Дырочка сверху, - объяснил Шнырек и прижался носом к пуговице, чтобы получше разглядеть ее в сумерках.
– Ну!
– сказал я.
– Как она лежит?
В этот миг Шнырек взмахнул усами, и пуговица скользнула в горную расселину.
– Ай! Извините!
– воскликнул Шнырек.
– Хотите другую?
– Нет, - сказал Юксаре.
– В "орел или решку" можно играть один раз. А теперь будь что будет, но я хочу спать.