Сказки для психов
Шрифт:
Обе рассмеялись.
– Не обижайтесь.
– Что вы, нет, конечно. Спасибо вам огромное, мне и вправду стало легче. Раньше как-то не приходилось в таких местах бывать, вот и… слишком много впечатлений.
Толстушка кивнула.
– Вы потихоньку, не рвитесь сразу ко всему. До завтрашнего вечера еще времени много.
Марина поставила пустую кружку на прилавок.
– Спасибо. И знаете, посоветуйте, что у вас тут можно посмотреть такого… ну, необычного.
– Необычного? Да как-то… - травница призадумалась. – У нас почти все необычное, знаете, ширпотреб не приживается, дух не тот. Ну, всякое там – мелочь на продажу, купленная за углом, понимаете? Почти у всех наших – авторское, ручная работа. И цены, кстати,
– Это что? И где?
– Это куклы ручной работы, Лянка делает, - пояснила толстушка с таким видом, словно все обязательно должны знать неведомую эту Лянку. – Вот вдоль бисерного ряда идите, потом налево. Увидите, у нее большой прилавок. Лянка – рыжая такая, не спутаете. Это стоит посмотреть, честное слово.
– Спасибо.
– Не за что. Вам это будет нужно.
– Почему? – Марина улыбнулась. – Может, я неправильная девочка и вместо кукол в машинки играю?
– Не в том дело. Вы… немножко запутались, да? В жизни. Лянка поймет, что вам нужно. Куклы ее поймут. И покажут.
Холодок пробежал по спине.
– Я в колдунов не верю, - предупредила Марина. – И в приворотное тоже.
– Лянка не колдунья, - без улыбки сказала травница. – Это другое. Мои травки вам не помогут, а она… словом, сходите. Не пожалеете.
Не пожалела.
Куклы были действительно замечательными.
Марина кругами ходила вокруг прилавка уже почти час. Ну, как кругами – от одной работы к другой. Приглядывалась, щурясь от яркого солнца, приседала и восхищенно вздыхала и ахала, забыв про начинаюшие ныть колени, тихонько трогала пальцами, смотрела, смотрела… остро жалея, что ей не пять лет, что не было в ее детстве такого вот изобилия, вспоминала свою Капу с одним глазом и выпавшими от старости волосами.
Игрушки казались… живыми. Не в том дело, что искусно сделаны, а сделаны и вправду мастерски, это Марина со своим «текстильным первым высшим» смогла оценить. И не в том даже, что ни одна на другую не похожи – это как раз понятно и правильно. На то и Мастер, а не ремесленник. Но они и вправду были словно живые; улыбались, хмурились, подмигивали, смотрели весело или осуждающе.
Куклы, куклы, зверюшки, плюшевые, деревянные, плетеные из ниток. Народные обереги – куклы без лица, с торчащими в разные стороны волосами. Все – не фабричной, ручной работы или лепки, оттого и цены такие… немаленькие. Коты, щенки, зайцы, еноты, даже дракончик есть – маленький, из чего-то вроде глины, вот-вот взлетит, низко пойдет, к дождю. Куклы большие и маленькие, поодиночке и парами, многие – с именами, аккуратно выведенными от руки рядом с ценой. И названия-то все какие!
Вот «Иван-дурак» - человечек в красной шелковой рубахе и синих широких штанах сидит на печи, болтая ногами, обутыми в лапти, из-под картуза выбиваются льняные вихры. Смотрит, склонив голову к плечу, лукаво и хитро. Дурак-дурак, а у-у-умный! На печи-то он на печи, но цену себе знает. Только цена эта – не чужая, не соседская. Его собственная.
А это «Баба-Яга». Сухощавая, строгая дама – даже не дама, леди! – восседает на венском стуле с узорной спинкой, аккуратно пьет чай из маленькой чашечки дорогого фарфора. Седые букли тщательно уложены, из-под пены кружев коричневого с белым платья выставлен изящный кремовый ботинок, руки в бежевых митенках – с маникюром, крючковатый нос припудрен. Ступа и метла – тоже очень аккуратные, до блеска отчищенные, метла украшена колосками и лентами – прислонены рядом. Да, к такой
Надо же, как забавно называется - «Плохое настроение». Во все стороны торчат иголки, колючки, хлопья паутины и пыли – поди разбери, что там в этом клубке. А, нет, разобрать можно – стоит, закутавшись в рваную шаль, маленькая девочка, губы надула, за ногу волочет по земле сломанную куклу. На щеке застыла слезинка, в глазах – кажется или в самом деле? – просьба пожалеть и обнять…
«Кокетка» - кудряшки чуть растрепаны, ямочки на щеках, очень важная особа лет пяти с половиной, платье сиреневое в белый горошек. Один чулочек сполз, а поправить некогда – новую заколочку и зеркальце ей подарили, вот и смотрит она, любуется…
– Неужели все ваши? – спросила Марина, у продавщицы – той самой Лянки, видимо. – Или тут несколько хозяев сложились?
– Несколько, - откликнулась та. – Большая часть, мои, конечно, но вообще тут работы еще четырех мастеров. И мы планируем в городе свою лавку открывать, так что, если заинтересуетесь, могу дать координаты.
Марина перевела взгляд на хозяйку этого игрушечного царства – и аж заулыбалась от удовольствия. Рыжая. Рыжая-рыжая, апельсиново-морковная, с россыпью веснушек на очень белой коже. Темно-карие внимательные глаза, круглое лицо, уютная, небольшая фигурка, изящные кисти рук. Роскошные волосы рассыпаны по плечам, светлое платье простого покроя, но украшено вышивкой явно не машинной работы, на поясе, богато расшитом бисером, - кожаный кошелек. Мастер. Не хозяйка даже и уж, конечно, не продавщица. Мастер – именно так. И ни следа этой навязчивой приветливости холеных менеджеров из магазинов, готовых улыбаться покупателю во все тридцать два; смотрит внимательно – и так, словно на самом деле все о тебе знает.
Марина поежилась от непривычного холодка, снова пробежавшего по коже. Посмотрела опять на выставленные на прилавке работы; язык не поворачивается назвать их просто игрушками.
Вот еще забавная - «Общественное мнение». Три бабки засели рядком на скамейке, буравят прохожих суровыми взглядами. Бородавка на мясистом носу, губы у всех трех строго поджаты, глаза горят азартом, осуждением и ощущением собственной власти. Чудовищных расцветок платья в цветочек, трикотажные колготы собраны на коленях в гармошку, калоши помнят еще дедушку Ленина, волосы выбиваются из-под платков. Вот-вот сейчас услышишь от них, что проститутка ты и юбка у тебя короткая, зато Манька из пятой квартиры…
«Бабушка» - маленькая, круглая старушка, узел волос на затылке, платье в полоску, лицо в морщинах. Из кармана фартука клубок и спицы высовываются. Руки сложены на животе… натруженные, узловатые, большие… вон и ожог на пальце от противня – пирожки, небось, из духовки доставала. На минутку только присела, а надо бежать, дел столько – сейчас внуки из школы вернутся…
А это что? Небольшая игрушка сиротливо стоит в самом углу прилавка. Марина пригляделась - и вздрогнула.
«Депрессия». Низенький кувшин с нешироким горлышком, серый, как монотонный осенний день, как дождливое пасмурное утро, когда не хочется вылезать из постели. Простые, гладкие, без единого узора бока, сам весь приземистый, словно придавленный к земле безнадежностью. С одного бока – длинная, змеистая трещина. Пустой, насухо пустой… тихо и темно внутри, ни капли жизни на донышке. Никогда и всегда. Совсем.
– Что это? – севшим голосом спросила Марина.
– Эта штука у меня случайно получилась, - объяснила рыжая. – Сама, я ее и не задумывала. Второй год ее с собой вожу по всем ярмаркам, выставляю на всякий случай, только не берет никто, да и немудрено. Видно, своего хозяина ждет.
Марина посмотрела на нее, снова на кувшин.
Серый.
Пустой.
– Сколько это стоит? Я возьму.
Расплатилась, не торгуясь, повертела в руках, погладила серые, словно припорошенные пылью горлышко и бока игрушки. Своего покупателя ждал, да? Вот и дождался.