Сказки для психов
Шрифт:
– Да, - негромко сказала Лянка. – Она действительно ваша.
Наклонилась, вытащила что-то из стоящей под ногами большой корзины.
– А вот поглядите, этот к ней в пару получился, тоже случайно. «Счастье». И тоже пока не продан, своего человека ждет, - она засмеялась.
Как было не засмеяться! Огненно-рыжий, невозможно конопатый тряпичный мальчишка улыбался, растянув от уха до уха щербатый рот, сверкал зеленью глаз из-под лохматых апельсиновых прядей, сиял, разбрасывая искры восторга. Ярко-желтая рубашка, синие шортики с лямкой через плечо, большие, как у Буратино, башмаки. Руки с исцарапанными пальцами сжимают не то кувшин, не то вазу, не то горшок, большой, широкий, исчерченный разноцветными полосами, штрихами, какими-то надписями и картинками, рожицами и
– Видите, сколько всего в горшке?
– сказала рыжая. – Он волшебный вообще-то… Только кажется доверху набитым, на самом деле открывается – вот здесь, видите? Каждый раз, когда случится у вас радость, большая или маленькая – неважно, бросаете в него… ну, что-нибудь. Камешек какой-нибудь или бусину, монетку, ракушку… да что угодно. А когда трудно будет – достаете. И будет вам удача. Работает, проверено.
Марина молча смотрела на мальчишку. Счастье… так просто – и так сложно. Брось на удачу камешек… а сперва найди его. Отыщи эту радость, если все дни в твоей жизни – одинаковые...
– А знаете, что? – вдруг сказала Лянка. – Если обещаете его использовать по назначению, а не как пылесборник, то я вам его подарю. Обещаете?
Перехватило горло. Не в силах ничего сказать, Марина только кивнула.
– Тогда берите.
– Не жалко? – сипло спросила Марина. – Ручная ведь работа…
– Не-а, - Лянка по-детски помотала головой. – Все равно им друг без друга хорошо не будет, в пару делались. Берите, берите. Но помните – вы обещали!
Вечером было хорошо. Марина бродила от костра к костру, в изобилии рассыпанным вокруг поляны, смотрела, слушала, снова смотрела. Пели под гитару, и она с удовольствием узнавала бардовские песни юности и слушала новые, удачные и не очень, красивые и не слишком. Обсуждали способы варки и преимущества разных сортов кофе, очень познавательный был разговор. Девочка из лавки украшений плела, прерываясь на варку каши, новый, красно-желто-оранжевый браслет – «фенечку для Сандро». Круглолицая травница – Наташа - угощала собственным, составленным по бабкиному рецепту чаем – такого Марина не пробовала никогда и нигде больше, ни до, не после. Бродила между кострами пестрая, черно-рыже-серая кошка, игнорировала «кис-кис-кис», снисходительно откликалась на «киса, иди сюда, дам колбаски», иногда позволяла себя гладить, но на руки не шла, сохраняла независимость. Танцевала под звуки бубна высокая гибкая девушка в травянисто-зеленом платье – костюме неведомо какого народа; плескались ленты и косы, звенели мониста, звенел бубен, плавным речитативом вторила ему скрипка – вихрастый парень в джинсах и скандинавской рубахе ухитрялся вести мелодию так, что слышен был и бубен, и звон украшений танцовщицы. Стояли на краю поляны, опустив головы, две низкорослые, мохнатые лошадки, смотрели умными глазами, брали хлеб и морковку и совсем не сердились. Над лесом, над голосами и смехом, над звуками флейт и гитар, огоньками костров и сигарет царило, раскинувшись во всем своем почти-ночном великолепии, июльское темное небо.
Солнце село, через весь горизонт протянулись от леса к реке оранжево-красные перья. Жара спала. Старенькая, еще походная куртка сидела, как влитая, новые кроссовки несли ноги без малейшей тяготы. Маленькие разноцветные камешки удивления, любопытства и какой-то детской, беспричинной радости падали, падали в высохшее горло серого ее колодца.
…Рано утром ее разбудило пение птиц. Серый предутренний сумрак разбавляли, разгоняли звонкие, еще неуверенные трели. Марина поправила плед на лежащем рядом муже, подумала
Поляна спала. Ни души, ни звука, ни дымка над кострами. Кажется, самые стойкие угомонились совсем недавно.
Спотыкаясь негибкими спросонья ногами, Марина спустилась к реке. Наклонилась погладила текучую рябь, зачерпнула в ладони, умылась. Тихо звенела вода на перекатах, лес молчал, раскинувшись во всем своем царственном величии. Пахло травой, свежестью и хвоей, пахло летом и жизнью.
Кувшин – не тот, купленный, а ее собственный, личный, еще недавно серый, пустой и высохший, раскрашивался красками этого спокойного утра, наливался, заполнялся разноцветными бусинами, словами, картинками… силами, желанием жить.
Марина подняла голову, вздохнула глубоко-глубоко, полной грудью, как дышала когда-то давно, в детстве, раскинула руки. Вобрала в себя серо-синюю реку, сиренево-розовое небо, зеленую разноцветную поляну, людей, спящих в палатках и машинах, весь этот сонный, еще не проснувшийся, но такой настоящий мир. И засмеялась.
Небо, еще недавно бывшее серым, наливалось алым, золотым, фиолетовым, расчерчивалось синими полосами. К спящей поляне приближался неторопливо и уверенно еще один день.
9-11.06.17
Арбузная тетушка
Миссис Аннабель слыла лучшей домохозяйкой среди всех домохозяек штата. Пирожки ее всегда поднимались, торты выходили пышными и нежными, полы блистали чистотой, а кухня дважды побеждала на конкурсе «Лучшая кухня года». Небольшой белый дом под красной крышей приветливо светился теплыми окнами, гостям в нем всегда были рады. Куры миссис Аннабель неслись только отборными яйцами, а зелень в огороде радовала глаз сочностью и густотой.
С раннего утра до позднего вечера миссис Аннабель была на ногах, и не сказать, чтобы такая жизнь ее утомляла. Муж ее, Роберт Смайлс-старший, работал страховым агентом, поэтому рубашки его всегда светились белизной, невзирая на дождь, пыль, летящую с рассвета до заката, и времена года. Вечером мистера Роберта всегда ждала запеканка с горячей подливкой и сладкий пудинг. Несмотря на растущий животик, мистер Роберт с аппетитом съедал все, что ему подавали, и удалялся на диван с газетой. Вечерний просмотр прессы, гольф-клуб по воскресеньям были для него обязательными. Возвращаясь домой, он знал, что дверь ему откроет жена, дома будет пахнуть чистотой, а пес Луни, живший у Смайлсов уже больше десяти лет, подбежит и оближет руку. И это правильно. Потому что наш дом – это наша крепость, всему в жизни свое место, и каждый должен заниматься тем, что у него лучше всего получается.
Сложно сказать, разделяла ли миссис Аннабель воззрения супруга, но детей она стремилась воспитать так, как предписывали правила. Правда, Бобби, Роберт Смайлс-младший, уже учился в университете в Чикаго и домой приезжал дважды в год – на Рождество и на летние каникулы – на пару недель, поэтому миссис Аннабель не вполне уверена была, дали ли всходы ее семена. На мягкие уговоры и увещевания матери Боб отмахивался, с вопросами шел к отцу, если ему это бывало нужно, а нужно ему было это нечасто. Но Сьюзен, родительская любимица, еще училась в школе. Нынешний год ей предстоял выпускным, а это столько хлопот… впрочем, радостных.
Так что, как видите, скучать миссис Аннабель было вовсе некогда.
Огорчение ей доставляли только две вещи в жизни. Во-первых, она была рыжая, и не просто рыжая, а усыпана веснушками так, что не видать ни бровей, ни ресниц. И Бог бы с ним, что глаза не зеленые, а серые, но ведь и они – серые в крапинку. Словно Господь, создавая миссис Аннабель, ради забавы кинул ей в лицо целую горсть коричневого риса, и ни одна рисинка не промахнулась мимо цели. Волосы миссис Аннабель еще и курчавились мелким бесом, и это приводило ее в отчаяние – попробуй-ка затяни их в узел так, чтобы ни одна прядь не выбилась. А у уважающей себя домохозяйки порядок не только на полках и на грядках, но и в волосах. То есть мы хотим сказать, прическа ее должна быть такой же аккуратной и гладкой, как у женщины из рекламы журнала «Мой дом».