Сказки здравомыслящего насмешника

Нодье Шарль

Стрелка часов не пробежала еще и четверти циферблата, когда Манифафа внезапно проснулся, разбуженный неким весьма рогатым сном. Нетрудно догадаться, что в непосредственной близости от себя он балагура не обнаружил; зато, проникнув за ближайшую завесь, нашел его в более чем непосредственной близости от своей любимой жены, причем балагур, отдавшись во власть сладкого и коварного изнеможения, спал сном, отнюдь не похожим на сон невинности [130] .

Вздорике, злосчастный Вздорике открыл глаза от блистания ятагана.

130

Возможно, еще одна парафраза истории вольтеровского Задига, которому тоже пришлось бежать из Вавилона потому, что царь приревновал его к своей жене; впрочем, Задиг добродетелен и невинен, чего никак нельзя сказать о герое Нодье.

— Узнаешь ли ты господина твоего тела и твоей души, презренный лицемер? — вскричал Сумабезбродий.

— Пощадите, пощадите жалкое тело вашего покорнейшего и смиреннейшего балагура! — взмолился Вздорике полузадушенным голосом. — Что же до души, философия научила меня придавать ей не больше значения, чем сочному и сладковатому съедобному стержневому корню brassica napus,

представляющему собой третью разновидность Линнеевой asperifolia.

— И все эти словеса, призванные доказать твою ученость, означают просто репу! — воскликнул Манифафа. — Впрочем, не важно, — продолжал он, вкладывая меч в ножны, — никто не сможет сказать, будто, движимый безумной ревностью и жаждой мести, я лишил совершенствование его главной опоры. Я могу приискать тебе иное употребление, которое преумножит мою славу. Я охотно отослал бы тебя на маховом ядре навестить досточтимого Левиафана, отзывавшегося обо мне в столь лестных словах, но ты доставишь мне куда большее удовольствие, если — чем раньше, тем лучше — отправишься на поиски Зеротоктро-Шаха в тот бездонный колодец, который недавно образовался посреди главной площади Сумабезбрии. Тщательно обдумав такой исход за то время, пока ты вел свой рассказ, я счастлив и горд, что могу предоставить тебе возможность исполнить твое великое предназначение в пределах моих владений. Договоримся полюбовно: сделай к своему завещанию приписку, удостоверяющую, что ты по взаимной договоренности и старой дружбе оставляешь мне все свое состояние, и будь готов, пленительный балагур, нынче же вечером отправиться в Бактриану. Любопытно, вернешься ли ты так же легко из центра Земли, как и из самых отдаленных точек ее орбиты.

Вздорике, сдержанный и почтительный царедворец, не произнес ни слова в ответ на это отеческое наставление. Вечером его предали земле.

Главный балагур Священной коллегии придурков был, в сущности, настолько мудр, насколько это возможно для философа, и настолько добродушен, насколько это возможно для филантропа. Как бы ни был он предан своим ученым причудам, бурные странствия и искусственное долголетие слегка охладили его страсть к бесконечному совершенствованию, и нетрудно было заметить, что он вспоминает о нем с кривой усмешкой. Весьма вероятно, что, стоя на главной площади Сумабезбрии в ожидании великого vade in расе [131] , балагур окончательно проникся уверенностью, что предпочел бы никогда не слышать ни о всемирной миссии, ни о Зеротоктро-Шахе, ни о Сумабезбродии, ни о его любимой жене; однако хладнокровия он не утратил, и здравомыслящие люди, которые порой ощущают признательность к уходящим властителям за все зло, какое те им не причинили, хотя и могли бы, проводили его самыми энергическими изъявлениями приязни и сожаления, на какие только способен народ при виде величественного несчастья. Они промолчали.

131

Иди с миром (лат).

Церемония была обставлена пышно и торжественно. Собрались все сумабезбродцы в количестве десяти миллионов человек, не считая женщин и детей. Вздорике, с фонарем на поясе, с корзинкой провианта в руке и толстым альбомом для заметок и рисунков под мышкой, уселся в шахтерскую клеть с достоинством посланника, убежденного в чрезвычайной важности его миссии.

— Человек воистину неисправимый, — обратился к балагуру чубукей, провожавший его в последний путь, — если мы не скоро дождемся чаемого возвращения вашего — а это, увы, более чем вероятно, — какие наставления касательно пользы науки и предназначения мудрости желаете вы, в бесконечной своей предусмотрительности, оставить нам?

— Охотно поведаю вам то, к чему я пришел за более чем десять тысяч лет жизни и во что буду свято веровать до тех пор, пока меня не разубедят новые открытия, — отвечал Курций [132] совершенствования. — Наука есть умение забывать то, что мы, как нам кажется, знаем, а мудрость — способность о том не печалиться.

Лишь только Вздорике произнес эти слова, в которых заключается вся человеческая философия и которых лично мне довольно для того, чтобы беспечально окончить утомительное странствие по сей юдоли скорби, неизьяснимой Иосафатовой долине [133] живых, как его тотчас спустили на толстых канатах в недра Земли. По прошествии недели почтовая веревка подняла на поверхность посылку с прелестными геологическими диковинами, из коих самой замечательной был ископаемый майский жук с восемью лапками и щитком наизнанку [134] . В послании, приложенном к подземному отправлению, бывший балагур сообщал своим собратьям, что колодец представляет собой гигантский конус, расширяющийся по мере приближения к центру Земли, и обстоятельство это существенно затруднит ему, балагуру, возвращение на поверхность, во всяком случае, посредством традиционных средств сообщения, однако ныне он имеет счастье писать коллегам, расположившись на довольно опрятном постоялом дворе, который назначает отправным пунктом всех дальнейших экспедиций.

132

Марк Курций — герой республиканского Рима. Когда земля посреди форума «огромной трещиной провалилась на неведомую глубину», которую ничем невозможно было заполнить, Курций принес себя в жертву — бросился в провал и тем спас сограждан (Тит Ливий. История Рима от основания города, VII, 6).

133

Иосафатова долина — место последнего Страшного суда над народами.

134

Автобиографический намек. Нодье пародирует собственные энтомологические штудии: его первый печатный труд назывался «Рассуждение о назначении усиков у насекомых и об их органе слуха» (1798), а в 1801 году Нодье выпустил «Энтомологическую библиографию», которую одобрил сам Ламарк.

После чего канаты вытянули наружу, а философический колодец завалили огромной глыбой в форме мельничного жернова, вроде тех, какие изготовляют в Ферте-су-Жуар, деревне, расположенной между Mo и Шато-Тьерри [135] . Отвалить его не смог бы даже целый полк патагонцев.

Как жаль, что я не обладаю слогом Тацита — или слогом еще более превосходным, если таковой вам известен, — чтобы живописать ужасные происшествия, последовавшие

за отбытием Вздорике. Его сторонники, которые, натурально, сочли его неожиданное и внезапное командирование под землю необъявленной ссылкой, не стерпели несправедливости; начались волнения, вскоре переросшие в кровавую гражданскую войну, которая, как всякому известно, получила наименование «ВОЙНА ПРИДУРКОВ» и предоставила историкам столько поводов для красноречивых описаний, а трагическим поэтам столько поводов для пролития слез! Поначалу судьба благоприятствовала Сумабезбродию и его августейшей династии, но вскоре удача им изменила, причиной чего явилось обстоятельство слишком примечательное, чтобы я умолчал здесь о нем, хотя напыщенный пустомеля Атт Навий и не говорит о нем в своих хрониках ни единого слова [136] . Кажется, этимология, неизменно проливающая яркий свет на сущность событий, недаром производит слово «чествование» от глагола «чесать» [137] : в полном соответствии с этим толкованием официальные почести, оказываемые триумфаторам при дворе Сумабезбродия, доводили щекотливых героев до настоящих судорог; именно во время одного из таких славных припадков, если верить молве, и простился с жизнью блистательный Манифафа. Права ли молва, неизвестно, но можно поручиться, что критики попали бы в весьма затруднительное положение, приведись им доказывать обратное, я же с тем большим удовольствием принимаю эту версию, что она дарит нам бесценный пример короля, умершего от смеха, чего, пожалуй, никогда не случалось в прошлом и, уж конечно — если судить по нынешним монархиям, — никогда не случится в будущем.

135

Эти места в самом деле славятся своими карьерами, где добывают жерновые камни.

136

Атт Навий был вовсе не историком, а римским авгуром-предсказателем.

137

Нодье высоко ценил этимологию, которую назвал «гением языков» (Nodier Ch. Feuilletons du Temps. T. 1. P. 575), так как видел в ней способ дойти до истоков и тем самым восстановить все здание человеческой мудрости. Он и сам отдал дань этимологическим штудиям в «Критическом разборе словарей французского языка» (1828), а в последние годы жизни руководил во Французской академии комиссией по составлению «Исторического, этимологического и критического словаря французского языка», куда, в отличие от словаря Французской академии, предполагалось включить этимологию и историю слов. Впрочем, в комментируемом случае этимология безусловно шутовская: французское слово congratulation (поздравление) так же не происходит от глагола gratter (скрести), как и русское «чествование» от глагола «чесать».

Поскольку Сумабезбродий умер бездетным, абсолютная власть, согласно великой хартии королевства, перешла к придуркам, которые, следуя своему обыкновению, захватили бы ее в любом случае, ибо плодом всех революций, свершавшихся в этой жалкой стране, всегда было возвышение придурков — придурков, борющихся с придурками, придурков, сидящих верхом на придурках, целой стаи придурков.

Придурки эти могли быть какого угодно цвета — белого, красного или любого другого, они могли одеваться в длинное или короткое платье, ходить на котурнах или в башмаках, носить тоги или кирасы, орудовать шпагой или пером, обладать званием придурка от рождения или получать его в награду за подвиги, играть на бирже, сочинять доктрины или заводить фабрики; народ все равно видел в них тех, кем они и являлись, — придурков. Несчастные сумабезбродцы рождались собственностью придурков, созданной для придурков и переходившей из рук одних придурков в руки других. Хотел бы я посмотреть на того ловкача, который сумел бы отнять у придурков их добычу, не будучи придурком сам!

Когда придурки, как им то и положено, пришли к власти, они воздвигли на камне, закрывавшем вход в шахту, гранитный постамент в виде неправильного двенадцатигранника, символизирующего двенадцать известных науке частей света. Если кто-либо когда-либо откроет тринадцатую, я, признаюсь совершенно откровенно, не найду, куда ее пристроить; впрочем, спасибо Небесам, если это будет самой серьезной моей заботой!

Вздорике, по примеру Цезаря, завещал свое богатство народу, с той лишь разницей, что славный римлянин — поистине щедрый государь! — оставил каждому римскому гражданину по триста сестерций, что в пересчете на современные деньги составляет, если верить г-ну Летронну [138] , 59 франков 61 сантим, несчастный же балагур не располагал даже uncia sextula [139] колокольного металла, каковая особенность балагуровой натуры более всего трогает сердца биографов. На самой широкой грани постамента поместили финальные строки завещания, которое Вздорике составил лапидарным стилем, не выправленным Академией надписей:

138

Антуан-Жан Летронн (1787–1848) — филолог и археолог, автор труда «Общие размышления об оценке греческих и римских монет» (1817).

139

Шестая часть унции.

ДА БЛАГОВОЛИТ ГОСПОДЬ ДАРОВАТЬ ВСЕМ ВАМ, ДОБРЫЕ ДРУЗЬЯ МОИ, СТОЛЬКО ТЕРПЕНИЯ, СКОЛЬКО НАДОБНО, ЧТОБЫ ПРОЖИТЬ ЖИЗНЬ, СТОЛЬКО ЛЮБВИ И ДОБРОЖЕЛАТЕЛЬСТВА, СКОЛЬКО НАДОБНО, ЧТОБЫ СДЕЛАТЬ ЕЕ ПРИЯТНОЙ И ПОЛЕЗНОЙ, И СТОЛЬКО ВЕСЕЛОСТИ, СКОЛЬКО НАДОБНО, ЧТОБЫ НАД НЕЙ ПОСМЕЯТЬСЯ.

На следующий день на постамент водрузили статую балагура, и, поскольку скульпторы той усовершенствованной эпохи творили в манере простодушной и мещанской, умелый ваятель изобразил философа в коротенькой куртке, ночном колпаке и домашних туфлях.

Скульптура вышла превосходная.

ЗЕРОТОКТРО-ШАХ, ПРОТОМИСТАГОГ БАКТРИАНЫ

При жизни Нодье сказка не публиковалась. Впервые опубликована по рукописи П.-Ж. Кастексом в изд.: Nodier Ch. Contes. P., 1961 (Classiques Garnier).

Уточненный вариант текста опубликован в изд.: Nodier Ch. Hurlubleu, Grand Manifafa d’Hurlubi`ere et autres contes. Ed. J. Geoffroy, Dole, 2008, — по которому и выполнен наш перевод.

Сказка является продолжением двух предыдущих: «Сумабезбродия» и «Левиафана».