Скелет дракона
Шрифт:
Джорджо. «Поистине дивным и небесным был Леонардо, сын сера Пьеро из Винчи. Обладая широкими познаниями и владея основами наук, он добился бы великих преимуществ, не будь он столь переменчивым и непостоянным. Казалось, он думает о нескольких вещах одноврем'eнно, что мешает ему сосредоточиться и закончить что-то одно. Его ученик, Франческо Мельци, бывший при Леонардо милым юношей, а теперь ставший милым стариком, рассказывал мне о временах, когда его удивительный учитель служил военным инженером у вероломного Чезаре Борджиа. В один из тех дней, когда небо бывает затянуто тонким слоем белых облаков, когда солнце
Куча тряпья на кресле вдруг шевельнулась, и оттуда послышался скрипучий, носовой голос.
Голос. Видел я эту Лизу… Всё в тумане. Там и разглядеть-то ничего нельзя. И улыбается она похабно. Как будто художник, на которого она глядит, работает голым.
Джорджо в недоумении опускает книгу. Голос из-под тряпья надсадно кашляет.
Голос. Давай, Джорджо, сынок, ври дальше.
Джорджо. Ну, почему же «ври»? Я пишу только то, что мне удалось узнать из достоверных источников.
Голос. Ну, стало быть, источники твои врут. Давай, заканчивай про Леонардо… небесного и дивного…
Джорджо. «Картина эта находится ныне у французского короля в Фонтенбло, который получил её по завещанию Леонардо, ценившего доброту монарха и его расположение…»
Голос. Пенсию он ценил…
Джорджо (покачав головой). «Тот же достопочтенный Мельци рассказывал мне, что великий и несравненный Леонардо да Винчи испустил свой дух на руках добрейшего короля Франциска…»
Голос. Чушь!
Джорджо. «Всякий, кто желает учиться у Леонардо, может только посмотреть на его эскизы и рисунки, в которых столько же мастерства и совершенства, сколько в законченных его произведениях, каковых, впрочем, сохранилось крайне мало из-за страсти мастера к экспериментам…»
Куча тряпья шевелится уже отчётливей и из-под неё появляется Микеланджело: маленький худой жилистый старик с коротко стриженной шишковатой седой головой и нечёсаной бородой, торчащей клочками во все стороны. Если приглядеться, можно увидеть сломанный в далёкой юности нос.
Микеланджело (глядит на Джорджо). Джорджо, сынок! Что ж ты свистишь-то, а?
Джорджо. Мастер Микеланджело, ну, зачем вы?.. Этот труд, между прочим, издан и пользуется признанием…
Микеланджело. Ну,
Микеланджело встаёт, надсадно кашляя, идёт к своему столу. Когда он идёт, видно, что он сильно хромает: не так давно у него было сломано бедро. Он залезает под стол, роется там.
Микеланджело (из-под стола). Всегда ты был тщеславным, Джорджо, а умел мало… Вот и теперь… Написал мне, что едешь с подарком, а что ж за подарок? Твоя же собственная книжка? Смешной ты человек, Джорджо… Нет… никогда из тебя толка не будет!
Джорджо. Смею вас заверить, учитель, что толк из меня уже есть.
Микеланджело (со смехом). Серьёзно?
Джорджо. Я художник.
Микеланджело. Да? И кто это тебе сказал?
Джорджо. У меня своя боттега! У меня заказы от герцогов и пап! У меня первая в мире книга о жизни наиболее знаменитых живописцев нашей великой и прекрасной Родины!
Микеланджело. Со мной можешь изъясняться проще.
Джорджо. И затеял я этот труд потому, что убеждён: великие художники, ваятели и зодчие достойны иметь свою летопись жизни не меньше, чем короли и завоеватели!
Микеланджело. Летопись художника – его творения. Зачем ещё что-то?
Джорджо. Между прочим, вы – единственный, кто оказался в этой книге при жизни.
Микеланджело (вылезает из-под стола с какой-то папкой в руке). Намекаешь, что мне уже пора? Это и есть твой подарок?
Джорджо. Как можно? Просто вы – один из величайших…
Микеланджело. Да? И ты описываешь, как я живу? Что моя грандиозная жизнь протекает в этом блестящем доме, с лучшими в мире сквозняками, в этой чудесной пыли, рядом с этими величественными глыбами, под этими распрекрасными тряпками возле этой удивительной бочки?..
Микеланджело закашливается.
Джорджо. Да, я пишу, что вы непритязательны…
На кашель выходит Урбино: рыхловатый слуга Микеланджело. Урбино несёт керамическую кружку.
Урбино. Ну? И чего встали, ваша милость? Сказали, лежать будете. Вы мне обещали! (даёт ему кружку)
Микеланджело (тихо и ворчливо). С этим превосходнейшим… Урбино.
Урбино. Чего?
Микеланджело. Ничего. Это я так. Это я мастеру Джорджо.
Урбино. Вот культурный человек, вроде, ваятель, а не знает, что нехорошо шептаться о человеке за его спиной!
Урбино из кучи тряпья выуживает плед, заботливо укутывает Микеланджело.
Джорджо. Послушайте, Урбино. Вы здесь всё-таки слуга. Нельзя ли как-то повежливее с хозяином?
Урбино в недоумении смотрит на Джорджо, потом на Микеланджело. Микеланджело глядит на Джорджо даже как будто испуганно. У Урбино, кажется, дрожит подбородок.