Skins (Молокососы)
Шрифт:
– О, мам...
– я расплакалась.
– Я ведь понимаю себя.
– А я вот хочу понять.
Я вытерла слезы с лица.
– Ты просто не знаешь, какая я на самом деле. Ты застряла в своем времени. И я уже сыта по горло, изображая из себя того, кого ты хочешь видеть.
Мама было раскрыла рот, но ничего не сказала.
А потом из гостиной были слышны только звуки телевизора, что означало, что мы с мамой официально поссорились.
В
– Ну, раз уж ты говоришь, что тебе скоро восемнадцать, и если ты уже повзрослела, то, может быть, будешь жить с кем-нибудь другим?
– она повернулась, чтобы подняться наверх.
– Теперь можешь делать всё, что хочешь.
– Мам, - я разрыдалась.
– Ну пойми меня!
– Спокойной ночи, Пандора, - она поднялась по лестнице, не взглянув на меня.
– И выключи свет, когда уйдешь, пожалуйста.
Я стояла в холле, уставившись в пол, примерно 10 минут. Я дрожала. Конечно, все эти разговоры о взрослении имеют свои последствия. Мама не хочет, чтобы я оставалась в ее доме такая, какая есть, а я не собираюсь меняться. Так что ничего не оставалось делать, кроме как уходить. Сегодня.
Я на цыпочках поднялась наверх, взяла свою старую спортивную сумку и бросила туда несколько шмоток, зубную щетку и зарядник для телефона. Потом я тихо спустилась вниз и позвонила тете Лиззи из гостиной.
– Конечно, ты можешь остаться у меня, Панда, - сказала она.
– Только на ночь.
– Только предупреди свою маму, где ты.
– Конечно.
Я яростно начеркала маме записку и нарисовала грустную рожу. Это для ее же блага.
Naomi
Четверг. 20 августа. Спальня Эмили
Эмили закинула свою руку мне на грудь, ее губы двигались, шепча что-то непонятное во сне. Я положила свою руку на ее - маленькую, гладкую - и погладила. Это было очень ласково. Я не спала всю ночь. Не просто потому, что мы просыпались каждый час, чтобы прильнуть друг к другу, но потому, что мысли роились в голове. Я была обеспокоена. Я хотела очень многого и сразу, но это казалось невозможным.
Что-то должно было произойти. Я осторожно спустила одну ногу с кровати.
– Наоми, - сказала Эмили сонно. Я повернулась к ней - один глаз был закрыт, другой смотрел на меня.
– Я хочу пить, - сказала я тихо, наклоняясь, чтобы поцеловать ее в лоб. Она сонно улыбнулась и перевернулась на другой бок.
Я дошла до окна, посмотрела на кольцо домов, которые создавали тупик. Аккуратно расправленные шторы, блестящие автомобили около дверей. Чисто и убрано. Я отошла и стала рассматривать подоконник. Куклы Барби десятилетней давности стояли в ряд в одном углу, кольцо с дешевыми стразами висело на пластиковом
Затем разноцветные лошадки со спутанными волосами, украшенные нейлоновыми ремнями, убранными за уши одной их них. Розовое пушистое сердце лежало на боку - еще один пережиток прошлого Кэти. Кто-то неаккуратно вышил "С Днем Святого Валентина, любимая" в середине. Боже.
Кровать Кэти была украшена игрушками, на ней лежала ночнушка - если можно назвать полосу атласа ночнушкой. Над кроватью - плакат Дэвида Бекхэма в плавках от Армани, стикер-сердечко над его выпяченной промежностью. Комната была вроде какого-то жуткого храма педофила. Это была не комната подростка.
Это был притон для ночевки двенадцатилетних. Хреновых недоразвитых двенадцатилетних. Как Эмили это выдерживает? Эту крошечную постель, пробуждение рядом с Кэти каждое утро? Это душит. Я подумала о своей комнате,которая казалась огромной по сравнению с этой. Мой большой дорогой футон, на который я зарабатывалала все лето, работая в Топшопе по субботам. Мое винтажное одеяло. Лампа. И над кроватью моя новая картина Ротко.
Я спустилась вниз, чтобы попить, и включила чайник. Я хотела сделать нам по чашке чая, чтобы прийти в норму. Пока я ждала, когда вода закипит, волнующие мысли вернулись в мою голову. Я была так рада видеть Эмили вчера, так чертовски круто снова быть с ней рядом.
Так безрассудно прикасаться и исследовать ее тело, все так же ново и захватывающе. Если бы мы могли просто остановить время и остаться в этом лете навсегда. Не двигаться вперед. Это движение меня пугает.
Я размешивала чай и смотрела, как оса бьется об оконное стекло. Не напугает ли меня будущее еще больше?
Я понесла чай наверх, отворила дверь ногой. Эмили зашевелилась, когда я вошла, посмотрела на чай и приподнялась. Она выглядела свежей и цветущей, она довольно улыбнулась.
– Эта кровать чертовски нелепая, Эм, - сказала я, поставив кружку на столик, - мои ноги свисали с нее всю ночь.
– Прости, детка, - она сделала глоток.
– Я полагаю, мы могли бы пойти в родительскую комнату.
Она посмеялась над моим ужасающимся лицом.
– Но я не думаю, что тебе нравится эта идея.
Я усмехнулась:
– Ты правильно думаешь.
Я легла рядом с ней, поглаживая ее рукой.
– Хотя все было не так уж плохо. Пальцы мерзли, вот и все.
Она радостно улыбнулась.
– Эти чертова поездка наконец закончилась, - сказала Эмили более бодро.
– Я не могла дождаться, чтобы увидеть тебя.
– Взаимно, - ответила я.
– Это была пытка.
– Но сейчас она закончилась, - сказала Эмили счастливо,- с этого момента - куда идешь ты, туда иду и я.
Она хлебнула еще чаю.
– И наоборот.