Скиталец. Хромой бог
Шрифт:
– Сейчас. У меня и шоколадные конфеты есть. Кофе с шоколадом для бодрости. Я с конфетками люблю.
– Признался Рома.
– Давай. Может и впрямь взбодрит.
– Павел не меньше остальных хотел выпить крепкий кофе.
– Взбодрит.
– Пообещал Роман.
– Ромка, опять начудил. Зашили больного и все. Нет, тебе чудить надо.
– Павел ругать кастеляна и не думал. Хотел обнять и поблагодарить. Ворчал просто так.
– Чего начудил?
– Ромка вроде и не понимал, за что его отчитывают.
– Сделали бы мы операцию, все сошло бы, как по инструкции Минздрава сделали. Никто не подкопается. А ты полез дальше.
– Пояснил
– Так бы полежал в реанимации, а тут на выписку через пару дней.
– Пусть дома лечится. У нас показатель койка - место повысится, и лечебной части и в морге. Если прикажите, так могу и в морг переправить. Если солдатики его в палату не увезли.
– Ты что, Ромка!
– Сейчас сердце остановлю у больного. Помер, не довезли. Мы не при чем.
– Ты серьезно?
– Не может угомониться их завхоз. Ох, не может.
– Мы сидели, пили кофе, а он и...
– Ты можешь это на расстоянии сделать? С любым?
– Константин озадачен.
– Без проблем. Как говорят, нет человека - нет проблем.
– Это он преувеличивал. Шрамы мироздания все равно придется лечить, исправлять действительность. Братику Кайросу придется внести исправления в свои тетрадки.
– Брось, Рома. Остановись. Никому об этом не говори. Эту твою способность могут захотеть использовать, как оружие. Особенно, если на любом расстоянии. Мы клятву Гиппократа давали.
– Ты давал, а я - нет. И расстояние пустяк. На орбите достану.
– Считай, что давал. Мне давал клятву Гиппократа.
– Согласен.
– Древний не подотчетен первому лекарю. Но пусть будет так, клятва хорошая.
– То-то, и больше не чуди.- Павел Павлович наслаждался каждым глотком кофе.
– Павел Павлович, с тобой да не почудить. Ты сам меня позвал.
– Мирозданию нет дела до отдельных песчинок.
– Позвал, не давать же человеку умирать.
– У Павла Павловича свое понимание жизни, каждая малая песчинка в этом мире - ценность.
– Павел Павлович, я многое могу, но не всегда. Есть и другие законы. Может все изменится в судный день. Наступит время. Но ждать надо.
Часть 7
Утро встретило Романа легкой прохладой. Нас утро встречает прохладой, думал он. Песня такая бодрая была. Откуда помнил, не мог сказать. На небе играли облака, словно девчонки в белых платьицах заигрывали с лучами солнца. Роман не дошел до отделения хирургии, когда с неба упали первые капли слепого дождя. Они падали на голову, плечи. Роман поднял голову к небу, ловя капли дождя губами. Они освежали. Лицо Романа осветила радостная улыбка. Грибной дождь. Здорово.
Вошел в хмурый хирургический корпус, радость померкла. На душу опустились сумерки. Резкая перемена настроения. К чему бы это? Раньше с ним такое случалось редко. Без всякой на то причины, почти никогда. Роман приоткрыл завесу своего сознания, ощупывая вязкое пространство вокруг. Он не осознал угрозы, она исходила от него самого. В зыбкости Изначального родился Рэм, его брат, его второе я. Жестокое и властное существо. Двойник, мстительный тиран. Его личная темная бездна. Как две капли воды они похожи внешне друг на друга, только Рэм не хромает. Темная часть души, та, что сеяла смерть. Сознание предыдущих Древних, живущих внутри Романа, не могли объяснить, как справится с этой частью своего могущества. Каждый должен выбрать свой путь, найти равновесие между несовместимыми сторонами. Жизнь и Смерть. Примирить их в себе. Пройти по тонкому лезвию босыми ногами и
– Доброе утро, Роман Алексеевич, - поздоровалась сестра. Он кокетливо поправила пуговицу на вороте своего халата. Бросила озорной взгляд на Роман. А что? Мужик симпатичный, хоть и на костыле. Позаигрывать ради шутки.
– Доброе утро, Лекарство уже развозишь?
– Медицинская сестра катила перед собой тележку с разложенными по назначению лекарствами. Час утренних процедур.
– Да, развезу, потом в перевязочную пойду.
– Утро начиналось, как обычно. Томность в голосе. Будто за собой, в перевязочную мужика завлекает. Уловки дочерей Евы.
– Тебе бы на этой тележке не лекарства развозить, а святые дары, да последнее причастие.
– Роман не принял шутку. Сейчас ему было не до того. Зинаида приняла это за грубую шутку. Но не обиделась.
– Надо поменять бинты больному в пятой палате. Там парень после аппендицита лежит. Шов немного загноился.
– Поделилась сестричка своими заботами. Решила разговор перевести на простые больничные дела.
– Поздно, Зина. Уже поздно. Лучше помоги ему прощальное письмо написать.
– Роман почти видел, как низшие слуги смерти идут по коридору. Нить судьбы сплетена, она скоро оборвется. Бог судьбы, Кайрос, еще не способен переделывать, созданное его предыдущими воплощениями. Молод. Для людей это долгий срок, для вселенных один миг. В этот миг происходил сдвиг реальностей. Блажен, кто посетил сей мир в его минуты роковые, его призвали всеблагие, как собеседника на пир. Не просто жить в эпоху перемен.
– Что вы говорите, Роман Алексеевич!
– Зина даже испугалась. Страшно услышать приговор из уст того, кто по всем разговорам госпиталя был колдуном. Он знает все о судьбах людей.
– То и говорю. На погост его скоро, под Смоленском. Оттуда он, в родную землю повезут.
– Роман мог прочесть всю жизнь любого человека, но без особой нужды не делал этого. Не хотел вторгаться в личную жизнь, не обременял свою человеческую сущность ненужными знаниями.
– Как же! Как же так!
– Глаза Зины широко распахнуты. Можно всю жизнь проработать в госпитале, видеть, как умирают люди, но привыкнуть к смерти невозможно.
– Так. Заражение крови у него.
– Роман собирался пройти дальше, поставив этот диагноз.
– Вы его даже не видели.
– Зина еще пыталась возражать, не хотела верить в неизбежное.
– Зачем, я и так знаю.
– Что толку объяснять людям источник его знания. Это лежит за гранью их понимания.
– Он же вчера о выписке спрашивал.
– Ее пугала внезапность такого поворота событий.
– Вот и выпишется, насовсем.
– В Романе говорит раздражение от осознания того, что каждую минуту на земле умирают сотни людей. А он лишь приходует их души, складывает на длительное хранение, кастелян, завхоз. Не может он даровать жизнь вечную всем людям.