Скопец, сын Неба
Шрифт:
Еще ночью Каифа утвердился именно на такой формулировке обвинения, считая невозможным посвящать оккупанта, язычника и антисемита Пилата в истинные причины суда. Римскому прокуратору вовсе не нужно знать о богохульстве, которое его очень позабавит. Если только сам еретик не расскажет ему правду, ища у него поддержки. Достаточно ему нарушить национальную этику и выставить себя жертвой иудейского фанатизма, чтобы заслужить симпатию Пилата. Каифа ненавистным взором провожает Иисуса, которого двое солдат, забрав его у стражи, уводят в преторию. Теперь его не ударишь палкой
Пилат не возвращается в дворцовые апартаменты. Он допрашивает узника здесь же, неподалеку от ворот - в нижнем зале северо-западной башни, где разместились интендантские службы гарнизона. Конвой остается у дверей, Пилат садится за стол на курульное кресло, поодаль пристраивается писарь. Прокуратор хмуро оглядывает стоящего перед ним человека в цепях.
– Твое имя?
– Иисус из Назарета.
– Ты галилеянин?
– Да.
– Меня все называют «господин».
Иисус молчит. Не такого суда он ждал - от человека, с которым ему не о чем говорить. Синедрион должен был вывести его к городской стене и забить камнями. Но его обморок все спутал. И теперь он во власти тупого чиновника, который не дорос даже до потребности в Боге. Он мертвее мертвых.
– Может быть, плеть научит тебя почтительности?
– Не нужно…господин.
Пилат удовлетворенно кивает.
– Ты признаешь то, в чем тебя обвиняют?
– Я говорил в Храме и не стану отказываться от своих слов.
– Ты - Царь Иудейский?
– Мое царство не от мира сего.
– От какого же?
– От небесного.
Прокуратор морщится. Не хватало ему очередного пророка и шарлатана.
– Ты служишь Израильскому богу?
– Я служу Царству Небесному.
– Что же есть в твоем царстве?
Иисус некоторое время молчит, ища самое короткое определение тому, что вне языка.
– Там нет человека.
– Что же там есть? Одни боги?
– Там нет богов. Только чистый дух.
Пилат с легким любопытством смотрит на узника.
– Так ты софист?
– он произносит это по-гречески.
– Софисты даже не приближались к истине, - отвечает по-гречески Иисус. - Я знаю истину.
– Похоже, ты образованный человек. Ты знаком с греческой философией?
– Да. Господин.
– Что ты говорил в Храме?
– Истину.
– За эту истину твои враги привели тебя сюда?
– У меня нет врагов.
Пилат опять морщится. За время службы он привык слышать от подсудимых самые глупые оправдания. Желая спасти свою жизнь, люди начинают громоздить бессмысленную ложь. Он разочарован.
– Кто же те люди, которые привели тебя сюда? - насмешливо спрашивает он.
Иисус невозмутимо отвечает:
– Они лишь делают то, что им должно делать.
– Конечно. Ведь они твои враги.
– У меня нет врагов.
Это вновь пробуждает любопытство Пилата.
– Кто же они?
– Они - человеки.
– А кто ты?
– Я свободен от человеческого.
– Это забавно.
В это время в зал входит Прокула. Солдаты
– Отпусти его, - велит она ему, и тот бережно спускает на пол белый пушистый клубок. Этот крохотный щенок, недавно оторванный от сосцов, бежит за своей новой хозяйкой, перекатываясь на коротких лапах, которые обещают стать когда-то мощными опорами.
Пилат жестом приказывает Иисусу отойти на несколько шагов и встает навстречу жене по древнему римскому обычаю. Кодекс джентльмена в европейскую культуру привнесли именно римляне. Рим начал свою историю с шайки разбойников. Эти мужчины были готовы драться со всеми за место на земле, но чтобы сохранить себя во времени, им нужны были женщины - это стратегическое оружие древности. Только женщины могли продлить род воинов. Шайка разбойников напала на соседний город Сабин. Оттуда они тащили не золото или съестные припасы, но только женщин. Сабиняне стали готовиться к войне. Но римляне не хотели убивать отцов и братьев своих новых жен. Они поклялись им чтить их дочерей и сестер, как богинь. Всякого, кто оскорбит одну из них, они убьют сами. Племена породнились, избежав взаимного истребления, а римские женщины с тех пор приобрели чрезвычайные права.
Прокула с улыбкой приближается к мужу. Она бросает мимолетный взгляд на узника, видит его глаза и отворачивается поспешнее, чем ей позволяет статус высокопоставленной дамы. Так бессознательно и поспешно люди отворачиваются от мерзкого насекомого, от зияющей раны или от страшного чудовища. Человек не хочет видеть всего, чего не должно быть в его мире. Прокула быстро справляется с собою, еще не понимая, что заставило ее отвернуться от этого человека, и с улыбкой подходит к мраморному столу, где ее стоя встречает Пилат. Она поднимает с пола щенка и показывает ему этот белый шар, из которого выглядывают два черных глаза и нос.
– Посмотри, какой милый! - восхищенно произносит она.
Пилат вежливо смотрит на клубок шерсти, но не прикасается к нему.
– Ирод Антипа прислал мне его в подарок с сопроводительным письмом. Он сообщает, что эту породу разводят только для парфянских царей. Эти собаки охраняют их покои.
– Да, я видел их, - скучно соглашается он. – Эти псы вырастают почти до размеров осла и становятся невыносимы в доме.
– Неужели? Он будет такой огромный?
– она с недоверием смотрит на крохотный комок в своих руках. - Что ж, значит, у меня окажется сильный и надежный страж.
– Я уверен, Антипа надеется, что эта зверюга когда-нибудь перегрызет мне горло, - насмешливо замечает Пилат и щелкает щенка по носу. Тот жалобно фыркает.
– Перестань, - сердится женщина. - Он - прелесть. Я должна отблагодарить Антипу. Что бы мне послать ему в ответ?
– У меня допрос, - вежливо напоминает он жене, давая понять, что его не интересуют подарки.
– Я вижу. В чем вина этого человек?
Пилат кривится так, будто хлебнул прокисшего вина.
– В том, что он не человек.