Скопец, сын Неба
Шрифт:
Каифа отлично сознает, что это подлый удар. Человека не спрашивают, как ему родиться на свет, но такое клеймо смыть невозможно. В Торе сказано: сын блудницы не может войти в общество Израиля.
– Твой отчим совершил великий грех, введя тебя, Иешуа бен Панфера, в общество Израиля. Ты - не потомок Иакова.
Анна с удивлением смотрит на своего жестокого зятя. Для него это новость. Доказать такую правду, основанную на домыслах, почти невозможно за давностью лет. Да и кто может подтвердить это, кроме самих родителей? Но главное, закон, о котором вспомнил Каифа, вышел уже из употребления. Евреев - полукровок и их потомков стало
– Отвечай, выродок! - требует он.
Анна даже сочувственно смотрит на Иисуса, но через несколько мгновений он забывает о жалости. Узник размыкает уста.
– Истинно, что этот мир - преисподняя и Господь его - дьявол. Истинно, что вы - дети его и вам хорошо в этом мире, ведь преисподняя для вас - отчий дом. Истинно, что Бог человеческий и есть сатана и вы служите ему всей душой. Я же горю в этой преисподней заживо.
Наступает мертвая тишина. Слышен треск светильников и чье-то запоздалое восклицание. Каифа встает со своего кресла и вне себя рвет ворот рубахи.
– Он богохульствует! - раздается его крик.
И бешеный рев поднимается по всему залу. Члены Совета вскакивают со своих мест. Их благопристойные лица искажает дикая ярость. Неслыханное, немыслимое богохульство! Анне становится нехорошо, словно сердце его придавили камнем. Теперь немота нашла на него. Израиль идет к гибели, если в нем становится возможным такое. Разве нет больше бальзама в Галааде? Разве иссяк дух Господень, что допускает такое? Священники, забыв о своих санах, устремляются к чудовищу, чтобы разорвать его на части. Им уже не нужен суд, лишними стали протоколы и свидетели. Они хотят убить этого человека.
Но происходит что-то неожиданное для всех. Истощенные нервы скопца не выдерживают. Вал святой ярости и праведного гнева, как морская волна, накрывает его с головой и тащит ко дну, погружая во тьму. На глазах всего Совета Иисус падает, будто сраженный незримой молнией, и лежит бездыханный у их ног. И опять наступает мертвая тишина. Священники замирают на месте. Перед ними валяется падаль. Господь поразил богохульника немедля. Они узрели Божий гнев воочию, как писалось в книгах пророков. Каифа стучит посохом о каменный пол, спускаясь к ним от своего кресла. Круг размыкается перед ним. Теперь он тоже видит неподвижный труп еретика. Он тыкает в него жреческим посохом. Слышится глухой удар о ребра Иисуса. Тело не движется и не подает признаков жизни. Каифа воздевает руки к небу и произносит:
– Вот что будет со всеми, кто искушает Бога!
Священники свидетельствуют эту истину своими возгласами. Лишь Анна по-прежнему сидит на месте и скорбно молчит. Каифа уже хочет вызвать стражу, чтобы вынести тело. Вдруг труп издает какой-то звук и открывает глаза. Иисус выбирается из обморока, как Иона - из чрева кита. Он лишь помнит, что зал вокруг резко качнулся, подобно штормовой лодке, и ударил его своим бортом в висок. С противной слабостью в теле и соленым привкусом во рту он медленно поднимается с пола.
Члены Совета расступаются. Господь изверг обратно богохульника. И теперь нужно понять - почему он так решил. Страх и омерзение охватывают их одновременно. Они не знают, что им делать дальше с Иисусом. Пристойная оболочка суда, в которую облачаются человеческие
Энергичный политик Каифа находит решение.
– Господь дал нам знамение, - говорит громко он, и все в зале внимают ему. - Этот человек подлежит смерти, но не от нашей руки. Он отверженный в обществе Израиля и не может быть убит рукой Израиля. Выродка должны казнить подобные ему.
– Да. Это так, - соглашается Совет.
Тот, кто повелевает небом и землей, не пожелал осквернять себя и свой народ убийством этого человека. Чудовище должно быть убито чудовищем.
– Призовите стражу, - приказывает Каифа, ибо дела о богохульстве Совет всегда рассматривает при закрытых дверях. Евангельская история о том, как Синедрион не мог найти свидетелей против Иисуса, в действительности подразумевает вовсе не безгрешность Мессии, а лишь принципиальную невозможность таких свидетелей. Подтверждающий богохульство сам богохульствует. Точно так же, спустя века, Церковь будет судить своих еретиков тоже не всенародно, но в закрытых инквизиторских комитетах. А вот сжигать их на кострах она будет публично.
В зал вбегают воины.
– Закуйте его в цепи и отведите в темницу. Ни есть, ни пить не давайте. И не смейте разговаривать с ним. Вам это запрещено. Если он захочет говорить с вами, бейте палкой по устам, - приказывает он им.
Стража уводит пошатывающего Иисуса в тюрьму. Младший член Совета, ведающий судебными записями, подходит к Верховному Жрецу и спрашивает:
– Что мне записать в протокол?
– Не нужно протокола. Он - римский подсудимый. Завтра я передам его Пилату и добьюсь казни.
Секретарь удовлетворенно кивает, понимая, что Каифа освобождает их всех от бюрократических неудобств. Малый Совет начинает расходиться.
Каифа озабоченно задумывается. На рассвете тяжелые золотые врата Святилища с грохотом откроются, и он во главе дежурной на эту неделю череды священников должен будет принести утреннюю жертву от народа Израиля во славу Господа. Эта процедура неизменна, как сам восход солнца. Лучших своих свидетелей Яхве имеет на заре. Как жаль, что Бог не поразил этого человека на месте. Сколько хлопот теперь из-за выродка. Каифа оглядывается на своего тестя, который всегда поддерживал его. Он уверен, что Анна и на этот раз одобрит его решение.
Старик медленно сползает со своего кресла, на котором безмолвно просидел все заседание, и уходит, не говоря никому ни слова. За порогом его встречает Малх и почти тащит на себе домой. Старик не может забыть услышанного. Его религиозное чувство гораздо чище и тоньше, чем у его приземленного зятя. Вера Анны в единого и всемогущего Бога глубоко оскорблена человеком, который был и, вопреки всему, остается симпатичен старику. Мир вокруг полон идолопоклонников. Они не знают Яхве, а Яхве не желает знать их. Язычники позволяют себе дикости и насмешки над Господом Израиля, но это ничего не значит. Однако в эту ночь перед судом стоял один из их народа и позволял себе ужаснейшее богохульство. Как стало возможным, чтобы один из сынов Израиля - и далеко не самый худший - открыто выступал против Бога в его святом доме?