Скопец, сын Неба
Шрифт:
– Иуда? - невнятно говорит он разбитым ртом. - Смотришь на своего миротворца?
Осунувшийся, с воспаленными глазами Иуда выглядит не лучше, чем он. Хромун с полным равнодушием молчит.
– Вот куда тебя привел твой друг. Почему ты не рядом с ним?
– Что тебе, бар-Аббас? Ты остался жив, он умрет. Иди, радуйся, - устало отвечает Иуда.
– Хочешь, чтобы я поблагодарил его?- бар-Аббас говорит громко, нарочно громко, не зная, на ком сорвать свою ярость. - Думаешь, он мне жизнь спас?
– Оставь меня.
– Пусть сдохнет! Он
Бар-Аббас привлекает к себе внимание, он жаждет реванша и готов сцепиться с первым встречным. Друзья чуть ли не силой уводят его вглубь толпы.
Пилат, наблюдая с площадки всю эту сцену, чуть поворачивает голову вправо к стоящему позади Лисию и спрашивает:
– Кто он?
– Галилейский зелот. Был захвачен в Храме при попытке напасть на караул.
Пилат мрачно произносит:
– Я меняю врага Рима на безобидного софиста.
– Прокуратор может не беспокоиться. Сегодня вечером этот человек будет убит в уличной драке.
– От руки римского солдата?
– Что вы, господин! Он поссорится со своими соплеменниками. Все видели, какой у него скверный характер.
Пилат удовлетворенно кивает. Помолчав, он добавляет:
– Ну, если вы так хорошо предсказываете будущее, трибун, то пусть он поссорится с ними за пределами этого города.
– Именно так и будет, прокуратор.
– Вы заслуживаете вознаграждение, Лисий, за отличную службу.
– Благодарю, прокуратор.
– И еще, Лисий. Необходимо ужесточить меры против непокорных. У них тут у всех скверный характер. Выплачивайте наградные солдатам за каждого убитого. Я отдам приказ квестору на выплаты.
– Будет исполнено, прокуратор.
Пилат еще раз удовлетворенно кивает головой, а затем громко произносит:
– Иисус из Назарета будет распят по римскому закону. На его кресте будет написано: Царь иудейский.
– Не пиши этого, правитель! - кричит Каифа снизу.
– Сделать, как я сказал!
Пилат поворачивается и уходит. Караул снимается с лестницы, ворота закрываются, поглотив всех, кто стоял на помосте. Наступает томительное ожидание. Каифа, несмотря на потерю своего священного времени, остается. Он не намерен присутствовать на казни, но желает удостовериться, что она действительно началась и только потоп может ее прервать. Он зашел в своей антиримской политике дальше, чем хотел, - и все это из-за плотника из Назарета. Теперь, после победы к Верховному Жрецу возвращается уверенность, что он сделал все правильно. Господь хотел именно этого: распять богохульника на кресте безбожников. Каифа взмок от усердия, но волю Божью выполнил.
К каменной лестнице подъезжает конная повозка. Профосы - палачи небрежно выгружают из нее кресты на дорогу, заставляя толпу расступиться. Тяжелые балки с глухим стуком бьются о землю, поднимая дорожную пыль. Эти кресты не чета тем перекладинам, которые римляне, подавив где-нибудь в империи очередное восстание, сколачивают из всякой дряни и оставляют гнить вместе с трупами на них. Эти три орудия мучительной
Вскоре ворота открываются. Одна центурия в полном составе выходит из крепости. Она теснит толпу и выстраивается цепью вдоль дороги, освобождая пространство для процессии. Казнь поручено провести центуриону Корнелию, уже немолодому ветерану германских войн. Он спускается в алом плаще, в шлеме с гребнем и останавливается на дороге. За ним выводят трех узников. Первым конвой сводит вниз двух галилейских зелотов, которые были схвачены вместе с бар-Аббасом. Они недоуменно озираются. Час назад их главаря увели, а теперь вместо него они видят человека в шутовском венце из терновника и дощечкой на груди с надписью: Царь иудейский. Их мужество резко падает. Бесцеремонно взваленные на них кресты сгибают их вдвое. Они проседают под этой тяжестью и совсем лишаются мужества. Из толпы к ним доносится призыв:
– Маккавей! Держитесь, братья!
Солдаты даже не пытаются искать в этой массе крикуна. И опять раздается патриотический девиз зелотов:
– Кто сравнится с тобой, Господи!
Корнелий хмуро оглядывает народ за оцеплением. Все эти смуглые бородатые лица кажутся ему одинаково враждебными.
Конвой ведет вниз Иисуса. В гарнизонной скуке солдаты слегка потешились над тем, кого им представили как царя. Его лицо разбито и, как всякое поврежденное лицо, выглядит вульгарно. Прежними остались только глаза Иисуса с каким-то особенным, сложным выражением. В первых рядах он видит мрачного Иуду. Некоторое время они смотрят друг на друга.
“Напрасно ты так сделал, - шепчет Иуда, хотя Иисус не может его услышать, - мы могли бы умереть вместе от римских мечей. Проклят повешенный на дереве. И ты избрал именно такую смерть”.
Кажется, Иисус ему улыбается. Или это мимолетное выражение боли? По разбитому лицу трудно понять.
– Прощай, брат, и радуйся! - кричит Иуда.
И теперь Иисус точно улыбается ему и кивает. Он не замечает, как два профоса подтаскивают к нему сзади крест и грубо взваливают его на спину ему. От неожиданной тяжести он падает на правое колено, брус глухо валится на землю. Профосы ругаются:
– Эй, царь! Держи свой крест! Тебе на нем висеть.
Старшина этих наемных палачей, в котором можно узнать самаритянина, грубо ругается на арамейском. Иисус медленно встает. Он не готовил себя к римской казни. Чтобы умереть, недостаточно быть готовым к смерти вообще. Тот, кто согласен умереть за честь, не согласен умереть за грош. Принявший смерть от меча, может испытывать отвращение к виселице. Род смерти тоже имеет значение.
“Напрасно ты это сделал, - повторяет про себя Иуда - ты избрал себе самую позорную и мучительную смерть”.