Скорбь Сатаны. Вендетта, или История всеми забытого
Шрифт:
– Хорошо, сэр, князь имеет собственного повара – не правда ли? – начал Моррис, загибая пальцы. – И двух лакеев кроме Амиэля – довольно спокойных малых, помогающих ему. Затем у него есть кучер и грум – что составляет шесть слуг. Между тем, за исключением Амиэля, никто из них никогда не показывается в кухне отеля. Повар присылает кушанья неизвестно откуда, и двое других лакеев появляются, только когда прислуживают у стола: днем они не бывают в своих комнатах, хотя, быть может, они приходят туда спать, и никто не знает, где стоят лошади и карета или где живут кучер и грум. Но известно, что они оба и повар не живут в отеле. Это мне
Я почувствовал совершенно беспричинное раздражение.
– Вот что, Моррис, – сказал я, – нет ничего бесполезнее и вреднее, чем привычка вмешиваться в чужие дела. Князь имеет право жить как ему нравится и делать со своими слугами что хочет; я уверен, он по-царски платит им за свои причуды. И живет ли его повар здесь или там, наверху, в небесах, или внизу, в подвале, это меня не касается. Князь много путешествовал и, без сомнения, имеет свои привычки. Вполне возможно, его требования относительно пищи весьма прихотливы. Но я ничего не желаю знать о его хозяйстве. Если вы не любите Амиэля, вы легко можете избегать его, но, ради бога, не ищите таинственности там, где ее нет.
Моррис посмотрел вверх, потом вниз и с особенным старанием принялся складывать один из моих фраков. Я увидел, что остановил порыв его доверчивости.
– Слушаю, сэр, – и он больше ничего не сказал.
Меня сильно позабавил рассказ моего слуги о странностях Амиэля, и когда вечером мы ехали к Элтонам, я пересказал Лючио кое-что из этой истории.
Он засмеялся.
– Оживленность Амиэля часто переходит границы, – сказал он, – и он не всегда может совладать с собой.
– Какое же ложное представление я составил о нем: я считал его серьезным и несколько угрюмым!
– Вы ведь знаете старую поговорку: «Внешность обманчива». Это сущая правда. Профессиональный юморист почти всегда неприятный и тяжелый человек. Что касается Амиэля, то он, подобно мне, кажется не тем, кто есть на самом деле. Его единственным недостатком можно считать склонность переходить границы дисциплины, но в других отношениях он служит мне прекрасно, и я не требую ничего больше. Что же, Моррис негодует или испуган?
– Думаю, ни то ни другое, – ответил я, смеясь. – Скорее он являет собой образец оскорбленной добродетели.
– А, тогда вы можете быть уверены, что, когда судомойка танцевала, он следил за ее движениями с самым внимательным интересом, – сказал Лючио. – Почтенные люди всегда особенно внимательны к таким вещам. Успокойте его и скажите ему, что Амиэль – сама добродетель! Он у меня на службе с давних пор, и я ничего не могу сказать против него как человека. Он не претендует быть ангелом. Особенность его речей и поведения – только результат постоянного подавления естественной веселости, но, в сущности, он прекрасный малый. Гипнозу он научился, когда был со мной в Индии; я часто предупреждал его об опасности практиковать эту силу на непосвященных. Но судомойка! Бог мой! Судомоек так много! Нужды нет, если будет одной больше или меньше с подергиванием!
Мы приехали. Карета остановилась перед красивым домом, стоявшим чуть в глубине от Парк-лейн, и мы были встречены великолепным слугой в красной ливрее, белых шелковых чулках и напудренном парике. Он величественно передал нас своему двойнику по наружности и важности, даже, быть может, с еще более исполненными достоинства манерами, который, в свою очередь, проводил нас наверх с видом, как бы говорившим: «Глядите,
В гостиной мы нашли лорда Элтона, стоящего у камина, спиной к огню, прямо напротив него в низком кресле сидела, развалясь, элегантно одетая молодая особа с очень маленькими ножками. Я заметил ножки, потому что, когда мы вошли, они более всего бросались в глаза, будучи протянутыми из-под бесчисленных юбок к огню, который граф неосмотрительно закрыл собой. В комнате находилась еще одна дама, сидевшая прямо, как натянутая струна, с изящно сложенными на коленях руками, и, когда приветствия графа окончились, мы были представлены сначала ей.
– Шарлотта, мои друзья: князь Лючио Риманец, мистер Джеффри Темпест. Господа, моя свояченица мисс Шарлотта Фицрой.
Мы поклонились; дама с достоинством нагнула голову. Это была внушительного вида старая дева, и черты ее лица имели странное выражение, какое трудно было определить. Оно было набожно и натянуто и вызывало мысль, что в ее жизни, должно быть, произошло нечто чрезвычайно неприличное, чего она не в состоянии забыть. Сжатые губы, круглые бесцветные глаза и застывший вид оскорбленной добродетели, который, казалось, охватывал ее с головы до ног, усиливали это впечатление. Нельзя было долго смотреть на мисс Шарлотту без того, чтоб не начать думать, что же случилось в ее давно прошедшей молодости, так оскорбившее ее чистоту, что на ее лице до сих пор остался неизгладимый след. Но с того времени мне пришлось встречать многих англичанок, выглядевших совершенно так же, особенно среди самых «благовоспитанных» старых и некрасивых представительниц высшего общества.
Совсем в другом роде было задорное, хорошенькое личико младшей дамы, которой затем нас представили и которая, слегка приподнявшись из своего удобного положения, улыбнулась нам с ободряющей фамильярностью.
– Мисс Дайана Чесни, – сказал граф бегло, – вы, может быть, знаете ее отца, князь, – во всяком случае, вы о нем слышали: знаменитый Никодемус Чесни, один из великих железнодорожных королей.
– Конечно же, я его знаю, – тепло ответил Лючио. – Кто его не знает! Я часто встречал его: прекрасный человек, одаренный удивительным чувством юмора и жизнерадостностью. Я отлично его помню. Мы нередко виделись в Вашингтоне.
– В самом деле! – сказала мисс Чесни как-то равнодушно. – По моему мнению, он большой чудак; скорее что-то среднее между билетным контролером и таможенным служащим. Я не могу смотреть на него без чувства, что тотчас должна отправиться в путь: все железные дороги кажутся написанными на его лице. Я ему так и говорю: «Если б ты не носил железнодорожных следов на лице, ты бы лучше выглядел!» И вы нашли его интересным?
Лючио засмеялся новой свободной манере, с которой молодая особа критиковала своего родителя, и запротестовал.
– Я не нахожу этого, – призналась мисс Чесни, – но это, может быть, потому, что слышала все его истории бессчетное число раз, и кроме того, многие из них читала в книгах, так что для меня они не имеют большой цены. Некоторые он рассказывает принцу Уэльскому при всяком удобном случае, но мне больше не пытается. А еще он очень умный человек и быстрее других сколотил состояние. И вы совершенно правы относительно его жизнерадостности: его смех стоит у вас в ушах до следующей недели.
Сияющими весельем глазами она оглядывала наши улыбающиеся лица.