Скрипка дьявола
Шрифт:
— Я готов, инспектор. — Голос охранника прервал его кошмар, хотя Пердомо, прежде чем встать, еще несколько секунд просидел в кресле, одурманенный, не в силах освободиться от страшного сна.
Охранник шел на метр впереди Пердомо, словно поводырь, а инспектор, следуя за ним, поглядывал то направо, то налево, будто опасаясь, что в какой-то момент может появиться существо из его сна. Проводив Пердомо до Хорового зала, охранник ушел заниматься своими делами. Инспектор с помощью перочинного ножа снял поставленную полицией пломбу и вошел в помещение, где была убита Ане
В зале не было окон, выходивших на улицу, и в темноте Пердомо секунд десять пытался найти выключатель. Он боялся, что в эти нескончаемые мгновения ужасные желтые глаза из кошмара будут смотреть на него из какого-нибудь угла, но ничего не случилось. Когда зал осветился, все в нем было точно так же, как в тот вечер, когда обнаружили тело.
Пердомо обвел взглядом зал, чтобы убедиться, что он пуст, затем приблизился к фортепиано. Надев латексные перчатки, которые всегда брал с собой на работу, поднял крышку, закрывавшую клавиши. Не имея ни малейшего представления о музыке, инспектор все же взял наугад несколько нот, таинственно прозвучавших в просторном зале. Он протянул левую руку к басовым клавишам и стал нажимать одну из них, не отпуская до конца. Тревожащий звук басовых нот рояля держался в воздухе почти минуту, прежде чем смолк.
Инспектор был убежден, что криминалисты на совесть осмотрели весь зал, но вдруг, вспомнив фильм «Касабланка», в котором Богарт прячет пропуска внутри фортепиано Сэма, решил поднять крышку инструмента, чтобы убедиться, что там ничего нет. Пока он осматривал внутренность фортепиано, дверь зала, которую Пердомо оставил полуоткрытой, начала отворяться под нажимом женской руки.
Женщина подошла к инспектору сзади и, оказавшись у него за спиной, громко позвала:
— Инспектор Пердомо!
Инспектор, который еще не вполне избавился от образов привидевшегося ему кошмара, подпрыгнул, ударившись головой об открытую крышку рояля. Обернувшись, он увидел перед собой тромбонистку Элену Кальдерон.
— Извините, — сказала Элена, поняв, что смертельно напугала инспектора. — Я услышала звуки рояля и не могла устоять против искушения заглянуть сюда.
Видя, что Пердомо растирает ладонью темя, чтобы смягчить боль от удара, Элена поставила на пол тяжелый футляр с тромбоном и приблизилась, чтобы осмотреть голову инспектора.
Пердомо было приятно ощутить прикосновение рук Элены. Она не была такой нарядной, как в первый день, но его сразу же покорил тонкий аромат духов «Кристалл», исходивший от нее. Эти духи Шанель любила его жена.
— Большая шишка, и будет еще больше, потрогайте сами.
Элена взяла руку инспектора и поднесла к его голове, чтобы он ощупал шишку величиной с яйцо, вздувавшуюся на черепе. Их руки оставались сплетенными на несколько мгновений дольше, чем было необходимо.
Они обменялись несколькими ничего не значащими фразами, в частности, Элена похвалилась, что у нее тоже очень крепкая голова, — Пердомо объяснил ей, каким образом вышло, что теперь он отвечает за расследование.
Потом он заметил:
— Я не видел вас на репетиции.
— Потому что меня не вызывали. Льедо, как мне кажется, решил включать в программу вещи, в которых нет тромбонов, наверняка чтобы досадить мне.
— Если вы сегодня не играете, то для чего носите тромбон?
— Я
Посмотрев на фортепиано, она спросила:
— Что вы искали внутри инструмента?
— Сам не знаю, — ответил инспектор.
— Боже мой! — воскликнула Элена Кальдерон, окинув взглядом зал. — Как ужасно думать, что всего несколько дней назад именно тут была убита бедняжка Ане.
— Да, хотим мы этого или нет, но подобные места навсегда остаются отмечены преступлением, совершенным в их стенах.
Элена Кальдерон подняла футляр с тромбоном, чтобы идти по своим делам.
— Не буду мешать вам, сеньор Пердомо.
Но инспектор задержал ее, чувствуя, что другого случая сделать желанный шаг вперед может и не представиться:
— Зови меня Рауль. Дело в том, что мне необходимо поговорить с профессиональным музыкантом, проконсультироваться у него относительно скрипки для сына.
— Скрипка была моим вторым инструментом в консерватории, так что я смогу помочь тебе. Так о чем речь?
Инспектор рассказал ей о том, что случилось с Грегорио в метро, и, обменявшись с ним телефонами, тромбонистка пообещала на днях зайти к ним домой, чтобы осмотреть скрипку мальчика и решить, есть ли смысл приводить ее в порядок или лучше купить новую.
28
Кабинет Жоана Льедо, расположенный на верхнем этаже здания, оказался приятным местом, хорошо освещенным, с уютным ковром светло-коричневого цвета, на котором стояло небольшое пианино с опущенной крышкой, заваленной партитурами. Видневшийся в глубине рабочий стол казался маленьким из-за книг и бумаг, громоздившихся на нем стопками такой высоты, что Пердомо показалось — только чихни, и все эти бумажные башни рухнут на пол. В одном углу стоял на подставке какой-то огромный рабочий блокнот, открытый на листке с расписанием репетиций и концертов на ближайшие дни. Кроме света, лившегося через широкие окна, обрамленные легкими шторами, Пердомо понравилась рабочая атмосфера, которой дышал кабинет, разительно непохожий на кабинеты нотариусов с безупречно чистыми столами, на которых все сложено аккуратнейшим образом и которыми их хозяева пользуются крайне редко, чтобы заверить какую-нибудь замысловатую подпись, за что, между прочим, берут неплохие деньги. Льедо сообщил, что ему нужно позвонить, и Пердомо воспользовался паузой, чтобы рассмотреть фотографии и дипломы, висевшие на одной из стен.
В большинстве случаев это были портреты самого дирижера в компании других музыкантов, главным образом солистов, которых Пердомо не знал. Разумеется, здесь присутствовала и обязательная фотография с королем, подобные фотографии инспектор видел в стольких рабочих кабинетах, что начал задаваться вопросом, не следует ли считать особым знаком отличия отсутствие портрета испанского монарха, который, со своей стороны, не демонстрировал особой любви к музыке.
Инспектор скользнул напоследок взглядом по этим изображениям, как вдруг его внимание привлекли две небольшие черно-белые фотографии, и благодушное спокойствие сменилось более чем обоснованной тревогой.