Скрипка дьявола
Шрифт:
— У какого Мансано?
— Директора Королевского театра. Разве он не твой друг?
— Друг, но при чем здесь он?
— Так как вы с ним друзья, он может подтвердить, что я несколько месяцев уговаривал Ане, чтобы концертом дирижировал ты.
— И Ане Ларрасабаль сказала, что предпочитает эту мумию Агостини? Никогда не поверю!
— Смотри, если ты так настаиваешь, вот передо мной электронное письмо, которое прислала мне Кармен Гарральде, представляющая интересы Ане. Хочешь, чтобы я его прочел?
— Перешли его мне.
— А вот этого я никогда не сделаю, я тебя прекрасно знаю, ты втянешь меня в какую-нибудь склоку.
— В какую склоку? Ведь Ане мертва.
— Послушай, вот оно: „Дорогой
14
«Мое солнце» (неаполитан.).
— Замечательная женщина. Но смотри-ка, чем все закончилось. Я всегда говорю: „Не все коту масленица, придет и великий пост“.
— Ради бога, Жоан! Не смей так шутить!»
Вильянуэва остановил запись, и они оба с комиссаром Гальдоном посмотрели на Пердомо, чтобы узнать его реакцию. Тот недоверчиво покачал головой.
— Ну ка-а-ак? — торжествующе воскликнул Гальдон, растягивая «а», чтобы подчеркнуть, как он доволен.
Пердомо не мог скрыть своего негодования.
— Какой лицемер! Всего два часа назад он пел хвалу Ане Ларрасабаль. Если не возражаешь, я попрошу Льедо дать повторные показания, но на этот раз здесь, в УДЕВ.
— Нет, — остановил его Гальдон. — Он может подумать, что мы его подозреваем. Пусть пока погуляет. Посмотрим, занервничает ли он, узнав, что мы не поддались на уловку с арабским дьяволом. Его телефон у нас на прослушивании, так что в этом смысле он у нас под контролем.
Вспышка молнии, осветившая кабинет комиссара, послужила свидетельством того, что северо-восточный ветер принес грозу. Послышались раскаты грома, такие оглушительные, что все трое непроизвольно бросились к окну, чтобы убедиться, что молния не ударила в большой двор полицейского комплекса.
31
Менее чем в километре от полицейского комплекса Арсен Люпо и Наталия де Франсиско укрылись под навесом автобусной остановки, дожидаясь окончания ливня, тяжелые капли которого под ураганным ветром превратились в крошечные метательные снаряды. Чтобы скоротать время, они закурили. Казалось, встреча с инспектором Пердомо произвела на них благоприятное впечатление.
— Все было очень хорошо, — с воодушевлением воскликнул Люпо, — не считая боли в глазу, которая терзает меня с самого утра.
— Снаружи ничего не заметно, Арсен. Но кто знает? Может, у тебя синусит. Когда вернешься в Париж, покажись офтальмологу.
Наталия хотела рассказать французу о зловещих результатах
— Смотри, небо уже проясняется, — сказала Наталия, выходя из-под навеса. Но внезапный порыв ветра и струи дождя, бессовестно хлестнувшие ее по лицу, убедили ее в том, что еще рано праздновать победу.
Люпо рассмеялся, увидев изумленное лицо своей подруги — оплеуха, полученная от ветра, застала ее врасплох, — но из чувства солидарности тоже решил покинуть убежище и, взяв Наталию за руку, зашагал по улице по направлению к машине.
Большинство прохожих, шедших им навстречу, прикидывали, закрыть им зонты или из предосторожности остаться под ними — хотя водяные потоки, обрушивавшиеся с неба, почти иссякли, ветер свирепствовал с прежней силой.
Метрах в пятидесяти от них Наталия заметила монаха-августинца в характерной черной рясе своего ордена, сражавшегося посреди тротуара с огромным зонтом цвета воронова крыла. Из-за предательского порыва ветра его спицы выгнулись наружу. Сцена была так живописна, что Наталия и Люпо, собиравшиеся перейти улицу, задержались на несколько секунд, чтобы дождаться развязки поединка между монахом и зонтом. Как раз в тот момент, когда августинцу удалось наконец-то справиться с противником, внезапный шквал вырвал зонт у него из рук и погнал по тротуару. Еще через несколько секунд боковой залп ветра швырнул зонт на кирпичную стену какой-то школы с такой силой, что пятнадцатисантиметровый стальной наконечник, сверкавший, словно лезвие мачете, с силой врезался в нее, высекая искры.
Казалось, зонт вдруг обрел собственную жизнь. Внезапно он отскочил от стены. Увидев, что он движется прямо к ним, а августинец знаками просит о помощи, Наталия, бросив вызов ветру, кинулась к беглецу, чтобы схватить его при встрече, как строптивую собаку, не желающую надевать ошейник. Вдруг зонт ни с того ни с сего остановился и ровно в ту секунду, когда Наталия приготовилась ухватить его за ручку, взвился в воздух. Перелетев через нее, он с дьявольской силой врезался в лицо Люпо, пронзив стальным наконечником его правый глаз.
32
Прежде чем отправиться в Виторию, Пердомо зашел в колледж, где учился Грегорио, чтобы предупредить, что едет в срочную командировку и сыну придется ночевать одному. Занятия кончались в пять, и колледж находился так близко, что мальчик мог вернуться домой пешком, единственной проблемой оставался ужин.
— Вот двадцать евро, зайдешь в «Телепиццу», — объяснил отец. — Можешь пригласить домой кого-нибудь из приятелей и попросить остаться на ночь, чтобы ты не чувствовал себя одиноко, хотя в любой момент ты можешь связаться со мной по мобильнику. Если тебе не нравится мой план, то я могу попросить бабушку с дедушкой забрать тебя к себе, хотя они живут у черта на куличках, и уж не знаю, как ты доберешься утром до школы.
Мальчик не хотел и слышать о втором плане. Из-за того что ему впервые предстояло остаться ночью одному, он неожиданно почувствовал себя взрослым.
Через три с половиной часа двое полицейских прибыли в столицу провинции Алава.
Городские улицы были запружены людьми, всюду висели афиши, извещающие о завтрашнем открытии знаменитого джазового фестиваля. Номер для Пердомо и Вильянуэвы был заказан в отеле «Канцлер Айяла». Там же из-за близости к стадиону «Мендисорроса» разместилось большинство приехавших на фестиваль звезд джаза. К тому же отель находился в двадцати минутах ходьбы от площади Конституции, где располагалось здание консерватории имени Хесуса Гуриди, в которой отец Ане был профессором по классу скрипки.