Скрипка дьявола
Шрифт:
— Очень хорошо, — сказал он, сдерживая кипевший внутри гнев. — Похоже, ты сказал правду. Теперь обыщем гостиную и спальню твоего отца. Ведь где-то этот паспорт должен быть!
Итальянец и Грегорио перевернули дом вверх дном, но не нашли документа.
— Покажи мне твое удостоверение личности! — приказал Рескальо не терпящим возражений тоном, по-прежнему не теряя самообладания.
Грегорио вытащил из кармана брюк маленький бумажник, в котором лежали купюра в пять евро, проездной билет, немного мелочи и удостоверение. Убедившись, что там больше ничего нет, итальянец с яростью отшвырнул
— Знаешь что? Я передумал. Я не верю, что ты, прекрасно зная, где находится твое удостоверение личности, даже не подозреваешь, где находится твой паспорт. Посмотрим, удастся ли мне помочь тебе восстановить память.
Ровно в тот момент, когда Рескальо стал вынимать ножницы, свисавшие у него с пояса, как мачете, зазвонил телефон.
— Это отец, — сказал мальчик, увидев на дисплее номер телефона, с которого поступил звонок.
— Прекрасно, я сниму трубку. Я тебя уже предупредил, но повторю еще раз: ни слова без моего разрешения. Понял?
Грегорио кивнул.
Рескальо взял трубку и некоторое время хранил молчание, чтобы убедиться, что звонит действительно отец мальчика.
— Грегорио? — послышалось на другом конце провода. Голос звучал на фоне шума машин, хотя и не слишком громкого. Наверняка инспектор звонил сыну из машины.
— Грегорио здесь со мной, инспектор Пердомо, не волнуйтесь.
— Кто это? Кто вы такой?
— Мы знакомы, инспектор, я Андреа Рескальо. Позвольте мне поздравить вас с тем, как разрешилось дело Ане Ларрасабаль. Взамен, я надеюсь, вы также оцените мою способность с честью выйти из этой сложной ситуации.
— О чем вы говорите? — спросил пораженный Пердомо. Но не успел он закончить фразу, как понял, что Рескальо был интеллектуальным вдохновителем преступления, хотя пока не представлял его мотивов. И решил прикинуться простачком, не понимающим, о чем идет речь.
— Серьезно, я не понимаю, к чему ты клонишь.
На другом конце провода Рескальо молчал, оценивая тон и слова полицейского, и в результате решил им не верить.
— Бросьте, инспектор, отнеситесь с уважением к моим умственным способностям. Сразу после разговора с шантажистом Георгий со мной связался. Потому что поначалу мы оба думали, что это шантажист. Возможно, кто-то из музыкантов или служащих Концертного зала, который в ночь преступления что-то видел или думал, что видел. Когда сегодня утром по радио передали, что там была полицейская засада, я тут же смекнул, что тоже нахожусь в опасности. Я не знаю, что сказал вам Георгий перед смертью, но меня бы очень удивило, если бы он обо мне не упомянул. Я его не виню, я тоже попытался бы «отправиться в последний путь налегке», как говорится в одном стихотворении.
— Ты ошибаешься, Андреа. Единственными словами, слетевшими с его губ, были: «Она все равно бы умерла». Может быть, ты объяснишь, что он имел в виду?
— Я предпочитаю, чтобы вы сделали это сами, и лучше всего тогда, когда я уеду из страны. Потому что я собираюсь исчезнуть, инспектор. Когда я изложу вам весь план, уверен, он поразит вас своей гениальностью.
Пердомо почудилось, что его собеседник старается сдержать нервную улыбку — или то был приступ кашля?
— Как ты проник в мой дом, убийца?
— Вижу, что Грегорио не проинформировал вас о нашей случайной встрече. Наверняка потому, что ему пришлось бы признаться в том, что, несмотря на ваш строгий запрет, он продолжает играть в мадридском метро.
Грегорио потупился, устыдившись беспринципности итальянца.
— Мне нужно срочно поговорить с моим сыном. Дай ему трубку.
— Сейчас приказы отдаю я, Пердомо. Я вкратце объясню вам ситуацию. Мы с Грегорио собираемся совершить небольшую прогулку в Токио, и для этого нам нужен его паспорт. Вы не поверите, мы перевернули вверх дном весь дом, но нигде его не нашли.
— Я требую, чтобы ты соединил меня с Грегорио и чтобы он сам мне сказал, что с ним все в порядке.
Рескальо, прикрыв ладонью трубку, обратился к мальчику со всей суровостью, на какую только был способен:
— Скажи ему, что ты в порядке и что я отпущу тебя в конце поездки, если вы оба будете со мной сотрудничать.
Мальчик протянул руку, чтобы взять трубку, но итальянец оставил ее у себя, знаками показав, что во время разговора будет держать ее сам.
— Папа! — Голос Грегорио слегка дрожал.
— Сынок, с тобой все в порядке?
— Да, но у него ножницы.
— И будет очень жаль, если ему придется пустить их в ход. Поэтому вы оба должны беспрекословно исполнять его приказы! — пригрозил итальянец, забрав у мальчика трубку. — Итак, где паспорт Грегорио?
Инспектор Пердомо со скоростью профессионального крупье перебирал в уме все комбинации возможного противодействия итальянцу. Он ясно понимал, что ни при каких условиях не должен подвергать угрозе жизнь и безопасность сына. Он был уверен, что Рескальо, совершив одно убийство, способен пойти на второе, и заключил, что самое лучшее — повиноваться ему, пока не наступит благоприятный момент.
— Паспорт в холодильнике, — сказал инспектор.
— Сеньор Пердомо, — проговорил итальянец с угрюмой улыбкой. — Вы полагаете, сейчас самое подходящее время шутить со мной? Разве вам не ясно, что вы вынуждаете меня причинить вред ребенку?
— Слушай меня внимательно, придурок, — взорвался полицейский, у которого все внутри оборвалось при мысли, что этот психопат может издеваться над бедным Грегорио. — Я говорю тебе правду! Мой паспорт и паспорт Грегорио лежат в холодильнике, в белом конверте вместе с пачкой долларов, которые я обменял, когда мы собирались ехать в Нью-Йорк. Я положил их туда, потому что не хотел оставлять деньги на виду и был уверен, что уборщица никогда не заглянет под подставку для яиц. Можешь проверить сам!
Рескальо, прикрыв ладонью трубку, приказал мальчику:
— Эй ты, посмотри в холодильнике, под штукой, в которой лежат яйца.
Пока мальчик ходил к холодильнику, Рескальо давал полицейскому последние указания:
— Мой план предельно прост, инспектор. У меня есть два заложника: один — это скрипка ценой в два миллиона евро, другой — мальчик тринадцати лет, который по воле случая оказался вашим единственным сыном. Если паспорт там, где вы сказали, Грегорио и я немедленно отправимся в аэропорт, и там у нас не должно возникнуть ни малейших осложнений.