Скрипка дьявола
Шрифт:
У Рескальо была маленькая нога.
А в его родной Италии считают — хотя этого еще никто не доказал, — что у мужчины с маленькой ногой другая, «главная» часть тела тоже маленькая. У музыканта был тридцать седьмой размер. Ему стоило неимоверных трудов приобрести себе хорошую мужскую обувь, и он в конце концов остановился на моделях унисекс.
Как бы то ни было, в тот день на Рескальо навалилось слишком много забот, чтобы думать об опасности, подстерегающей человека в резиновых сабо. Собираясь сойти с эскалатора, он попытался поднять левую ногу, но кроксы словно приклеились к металлу, и стальные зубья лестницы, вонзившиеся
Этого только и ждал Грегорио, чтобы, во-первых, выхватить у своего похитителя мобильный телефон, а во-вторых, освободиться от его неусыпного надзора.
Вместо того чтобы броситься вперед по проходу на первом этаже, куда они уже успели спуститься, Грегорио, не раздумывая, прыгнул на лестницу эскалатора, идущую в обратном направлении, и это спасло ему жизнь. Хотя Рескальо сделал попытку его схватить, мальчик успел укрыться за одной дородной сеньорой и стал удаляться от преследователя с двойной скоростью, которую сообщали ему эскалатор и собственные ноги.
— Figlio di putana! [39] — крикнул итальянец, адресуя ругательство как эскалатору, только что вырвавшему у него из ноги кусок мяса, так и мальчику, вырвавшемуся из-под его контроля. Но тот уже понял, что этот крик выражал скорее бессилие, чем гнев, потому что, когда музыкант дернулся, чтобы схватить ускользнувшего Грегорио, виолончель у него за спиной, сработав как балласт, повалила его на пол.
Несколько человек, заметив, что Рескальо попал в затруднительное положение, обступили его, пытаясь помочь. Хуже всего пришлось молодому человеку, который заявил, что он фельдшер, и попытался остановить кровь, лившуюся из ноги итальянца; он получил удар ногой в лицо и без сознания рухнул на металлический лист, под который уходит лента эскалатора.
39
Сукин сын! (ит.)
— Оставьте меня, козлы! — ревел Рескальо, лежа на спине и дрыгая ногами, будто Грегор Замза из рассказа Кафки, превратившийся в ужасное насекомое. Он с трудом сумел подняться, потому что ремни футляра виолончели соединялись поперечной лентой на груди, что обеспечивало инструменту большую устойчивость. После почти минуты отчаянных усилий, в течение которой его добровольные помощники стремительно удалились от него, так и не преуспев в своих намерениях, итальянец в конце концов поднялся на ноги и, хромая, словно раненый зверь, доковылял до ряда пластиковых кресел, стоявших в нескольких метрах от эскалатора, где стал оказывать себе первую помощь.
В это время находившийся на верхнем этаже инспектор сунул руку во внутренний карман пиджака, чтобы показать жандарму свой жетон инспектора полиции. Помедлив несколько секунд, Пердомо вспомнил, почему его не оказалось в кармане. Во время репортажа в Эль-Боало оператор попросил у него жетон, чтобы снять крупным планом, а Пердомо, разволновавшись, забыл его потом забрать. Теперь он понял, почему журналистка с телевидения махала руками, призывая его вернуться. Он видел ее жесты в зеркало
Пердомо решил забыть о жетоне и попытался уговорить недоверчивого жандарма на паспортном контроле его пропустить.
— У меня нет времени на объяснения, но я преследую опасного преступника, который пытается покинуть страну, взяв в заложники моего сына.
— В данный момент лейтенанта нет на месте, а без его указаний я имею право пропускать только тех, у кого есть посадочный талон и паспорт или удостоверение личности.
— Я вам сказал, что я инспектор полиции. Удостоверение личности у меня с собой, — не унимался Пердомо, — и там написано, что я полицейский. А вот жетон я не могу вам показать, потому что оставил его у журналистки из «Телемадрид».
— Если бы удостоверение личности могло заменить жетон, тогда его не выдавали бы полицейским, вам не кажется? — ответил этот болван. — Подождите здесь несколько секунд, пока не придет мой начальник, и, если он даст добро, я с удовольствием вас пропущу.
Пердомо обшарил взглядом пространство за зоной паспортного контроля, словно поверив в то, что в этом море народа сумеет различить человека, похитившего его сына и убившего Ане Ларрасабаль. Одна мысль о том, что испуганный Грегорио, попавший в лапы преступника, находится в нескольких метрах от него, заставила его возобновить переговоры.
— Когда вернется лейтенант? Где он? Вы не могли бы найти его, чтобы ускорить дело?
— Лейтенант пошел в туалет, и, как вы понимаете, проще его дождаться, чем тратить неизвестно сколько времени на его поиски.
Что он мог сделать, чтобы убедить этого тупицу? Пердомо в тысячу первый раз проклинал себя за то, что забыл жетон. Его подмывало показать этому барану револьвер, чтобы убедить его, что он и впрямь инспектор полиции, но тут же ему пришло в голову, что, показав оружие, он только ухудшит ситуацию, хотя и не нарушит устава.
— Позвоните в УДЕВ, — предложил наконец инспектор. — Спросите комиссара Гальдона, и он объяснит, кто я такой.
— Мы стоим здесь не для этого, — положил конец их препирательствам жандарм, показывая жестом, чтобы инспектор отошел в сторону и не мешал пассажирам проходить сквозь рамку металлоискателя и класть свой багаж на ленту сканера.
Пердомо нервно посмотрел на часы и увидел, что до отлета самолета осталось несколько минут. Он так разволновался, что начал прикидывать, как он оттолкнет в сторону людей, стоящих на проверке ручной клади, и бросится к посадочным воротам в поисках своего сына, а за ним побежит жандарм. Но эта идея показалась ему не только бредовой, но и опасной. Он рисковал не только тем, что кто-то из полицейских, заметив его, начнет стрелять. Шум, который неизбежно при этом поднимется, встревожит Рескальо, который может отыграться на его сыне.
Именно тогда он увидел женщину-полицейского, которая вела за руку мальчика тринадцати лет, удивительно похожего на Грегорио.
— Папа! — крикнул мальчик, как только его увидел. Вырвав руку у женщины, он пересек в обратном направлении зону проверки ручной клади и горячо обнял отца.
— Теперь вы мне верите? — довольно воскликнул инспектор. — Верите, что я ничего не выдумал, что там был мальчик, мой сын?
Жандарм, уже привыкший к роли победителя в личном состязании с Пердомо, вместо того чтобы признать очевидное, ответил: