Скрипка дьявола
Шрифт:
В ярком свете кухни Пердомо как следует разглядел манящие глаза Элены Кальдерон. Эта девушка умела накладывать косметику, в отличие от многих других ухоженных женщин, которые нередко казались ему или размалеванными куклами, или ведьмами, собравшимися на шабаш. С помощью карандаша Элена придала своим глазам миндалевидную форму, а чтобы они казались больше, наложила на веки тени, постепенно сгущая цвет, и к тому же загнула ресницы, отчего казалось, что глаза раскрыты еще шире.
Хотя Пердомо твердо решил предоставить свободу действий девушке — его ограниченный опыт с женщинами подсказывал ему, что в этом деликатном деле недостаток инициативы не так опасен, как ее избыток, —
49
С того момента, как Элена сообщила, что Георгий Роскофф пользуется одеколоном «Гартман», инспектор Пердомо решил расставить русскому сети, хотя в конкретную форму его замысел облек младший инспектор Вильянуэва, с которым Пердомо пришлось поделиться информацией, так как он не мог осуществить свой план в одиночку.
Первое, что сделал Пердомо на следующее утро после ужина — после которого Элена распрощалась с ним многообещающим поцелуем в губы, — позвонил Миле, он не разговаривал с ней с тех пор, как они вернулись из Ниццы.
— Похоже, твои усилия очень скоро могут увенчаться успехом, — сказал он ей, не сообщив больше ничего.
— Я говорила тебе в первую нашу встречу, что иногда мне удается добиться успеха. — Ее голос теперь звучал гораздо веселее. — Вы кого-нибудь задержали?
— Возможно, задержим сегодня вечером. Как ты?
— Гораздо лучше. Хотя с тех пор, как мы вернулись, мне здорово достается от матери. Она упрекает меня, что я ее бросила. Некоторые пожилые люди обладают удивительной способностью внушать тебе чувство вины.
— Я буду информировать тебя по мере развития событий, — пообещал полицейский на прощание.
План Пердомо, в который он не посвятил комиссара Гальдона, чтобы не объяснять, что на след преступника вышла женщина-экстрасенс, сводился к следующему: младший инспектор Вильянуэва сыграет роль шантажиста. Он позвонит Роскоффу, скажет, что ему известно, что преступление совершил он, и в обмен на молчание потребует денег. Если русский придет на свидание с мнимым вымогателем, это будет означать, что скрипка у него и что Ане задушил он. Если не придет, то подозрение с него все равно не будет снято, потому что он мог просто испугаться или не поверить шантажисту. В этом случае придется воздействовать на него другими средствами. Конечно, возможен и другой вариант развития событий: русский может сбежать, что также, согласно всем правилам, будет равнозначно признанию вины. Пердомо не был горячим сторонником этих полицейских хитростей, но в данном случае он готов был сделать исключение по одной причине: судья никогда не выдаст ордер на задержание подозреваемого на основании свидетельства экстрасенса. Если русский и совершил убийство, то этого никто не видел, и подвергать его судебному преследованию можно было лишь в том случае, если он сам себя выдаст. Был еще один довод в пользу этого плана: в пятидесяти случаях из ста такая западня приводила к успеху. Вильянуэва напомнил ему, что не далее как в прошлом месяце агент бригады по охране исторического наследия задержал давно разыскиваемого преступника, занимавшегося подделкой картин, выдав себя за известного коллекционера Антонио Лопеса-Серрано, которому тот хотел продать картину.
Вильянуэва имел с Роскоффом краткую, но напряженную беседу. Пердомо слушал их с другого телефона, и весь диалог был записан на жесткий диск.
— Георгий Роскофф?
— Да. Кто говорит?
На другом конце провода слышались звуки духовых инструментов, которые настраивали перед репетицией.
— Не важно, как меня зовут, — ответил Вильянуэва. — Я знаю, это сделал ты, в ночь преступления ты выходил из Хорового зала.
В трубке раздался странный шум, знак того, что Роскофф перешел в другое место, стараясь уйти от какофонии, мешавшей продолжать диалог.
— Простите, — сказал русский, когда нашел место потише, откуда он мог говорить. — Я вас не расслышал. Как, вы сказали, вас зовут?
Младший инспектор слово в слово повторил заготовленную фразу, но русский абсолютно спокойно ответил:
— Не знаю, о чем вы говорите, сеньор. Что вам надо?
— Увидеться с вами обоими. С тобой и скрипкой. Ведь скрипка у тебя, так?
Русский не ответил. Должно быть, он полностью владел собой, его дыхание ничуть не участилось.
— Я жду тебя в полночь на площади, перед входом в Концертный зал, — продолжал полицейский. — Захвати с собой Страдивари. Эту цену ты должен будешь заплатить за то, что я не обращусь в полицию. Если ты все понял, повтори мне место и время встречи. Давай, я хочу тебя слышать.
Но русский, ничего не ответив, повесил трубку, пробормотав под нос: «Пошел ты на…» — русское ругательство, которое позднее им перевел переводчик из УДЕВ.
— По-твоему, он что-то знает? — спросил Пердомо после того, как разговор закончился.
— Трудно сказать, — ответил Вильянуэва. — Он скорее разозлился, чем испугался. К тому же он мог подумать, что кто-то его разыгрывает. Будем придерживаться разработанного плана?
— Ну конечно, — подтвердил Пердомо. — Представь себе, что русский придет, а мы останемся дома. Более смешного положения не придумаешь.
Когда младший инспектор собрался уходить, Пердомо сказал:
— Молодец, Вильянуэва, но смотри, не проговорись Гальдону.
— Будь спокоен. Я не менее честолюбив, чем остальные. Если наше дело выгорит, я получу медаль, а если нет, то ничего не потеряю, просто проведу пару часов на холоде.
В одиннадцать вечера Пердомо и Вильянуэва установили наблюдательный пункт в машине, припаркованной недалеко от площади Родольфо и Эрнесто Альфтеров, где находится вход в Национальный концертный зал. Еще один агент спрятался на автомобильной стоянке, выходившей на ту же площадь. Так как освещение на ней блистало своим отсутствием, его фигура была практически неразличима.
Инспектор Пердомо решил, что если засада окажется успешной, то ближе к полуночи он или кто-то из его людей издалека заметят приближающегося русского. Меньше всего он ожидал услышать его голос еще до того, как музыкант успеет появиться в поле его зрения.
Но именно так и случилось.
В двенадцать часов одну минуту полицейских вывели из оцепенения, в которое они погрузились за время неопределенного и нескончаемого ожидания, душераздирающие крики, напоминавшие скорее вопли зверя. Они увидели человека, в котором Пердомо сразу же узнал Роскоффа, в отчаянии бегущего к их машине. Его лицо было искажено страхом, он то и дело оборачивался назад, из чего они заключили, что за ним кто-то гонится. Так как фигура русского мешала видеть его преследователя, инспектор Пердомо мгновенно выскочил из машины с револьвером в руке, чтобы стать свидетелем последних мгновений этой гибельной охоты.