Скрипка дьявола
Шрифт:
52
Тем временем Пердомо, сидя в своей машине, разрабатывал стратегию освобождения Грегорио. Гарантировать полную безопасность его сыну мог только один человек, и этим человеком был он сам. Он должен ехать в аэропорт, это ясно, и, хотя ему вряд ли удастся освободить сына, он сможет убедиться в том, что с Грегорио все в порядке и мальчик не поставит под угрозу собственную безопасность, попытавшись убежать от своего похитителя. Полицейский полагал, что он способен проследить за похитителем и жертвой до самой посадки в самолет, оставшись незамеченным. Он также спрашивал себя, каким образом Рескальо сумеет контролировать своего пленника во время досмотра ручного багажа, ведь сканер мгновенно обнаружит ножницы, и их конфискуют. Список колющих и режущих предметов, запрещенных к провозу в самолетах, был угнетающе широк: топоры, стрелы, дротики, ножи, ланцеты, гарпуны, мотыги, даже коньки! и, разумеется, ножницы длиннее шести сантиметров. Но все эти орудия, с помощью которых можно не только угнать самолет, но и тяжело ранить ребенка, легко заметить, коль скоро они сделаны из металла. А если Рескальо
Первым делом полицейский позвонил в справочную службу аэропорта, чтобы узнать сегодняшнее расписание рейсов до Токио. Ему ответили, что могут предоставить информацию только о прямых рейсах, а так как все компании осуществляли перелет в Японию с посадкой, он позвонил в знакомое агентство путешествий, где ему предоставили данные обо всех сегодняшних полетах. Самолет компании «Свис Эйр» вылетал 9.50 утра с посадкой в Цюрихе, немного позже, в 10.20, вылетал самолет «Эр Франс» через Париж. За ними следовали рейс «Люфтганзы» в 16.50 через Франкфурт и еще один рейс «Эр Франс» в 19.30, тоже с посадкой в столице. По вторникам и четвергам в 16.00 выполнялись рейсы «Иберии» с посадкой в Амстердаме, где самолет принимал на борт пассажиров другого самолета этой же компании и приземлялся в Токио на следующий день в 14.30. Рескальо только что сказал ему, что Грегорио можно будет забрать на Рандеву-плаза где-то между тремя и четырьмя часами дня. Значит, итальянец неизбежно должен полететь этим рейсом.
53
План Пердомо был предельно прост. Он должен был прибыть в аэропорт Барахас на четвертый терминал, откуда самолеты «Иберии» отправлялись в Амстердам, представиться жандарму-таможеннику, спрятаться невдалеке от пункта проверки ручного багажа и перейти к действиям, как только Грегорио окажется под аркой металлоискателя, вне зоны досягаемости итальянца. Если он приедет вовремя, нейтрализовать Рескальо будет довольно легко. Но сможет ли он быть в аэропорту раньше похитителя его сына? От его дома в Мадриде до аэропорта около двадцати километров, то есть минут двадцать пять езды. Надо пересечь кольцевые, доехать до шоссе на Валенсию и свернуть на автостраду М-40, с которой есть съезд на Барахас. Но в данный момент, находясь в Эль-Боало, откуда до аэропорта не меньше часа, он сможет нагнать итальянца лишь в том случае, если очередь на проверку багажа окажется достаточно длинной. Он проклинал себя за то, что принял предложение журналистки с канала «Телемадрид» провести репортаж с того места, где он обнаружил убийцу Марраля. Он не ответил на звонок сына — или того, кого принял за сына, — потому что отключил сигнал, чтобы не прерывать интервью, и даже не слышал вызова. Закончив отвечать на вопросы журналистки, он увидел, что ему звонили из дома, но, когда ответил на звонок, трубку взял Рескальо.
Убедившись, что его табельное оружие заряжено, Пердомо ввел в GPS-навигатор своей машины место назначения, куда он должен был прибыть любой ценой раньше убийцы Ане Ларрасабаль. Аппарат указал кратчайший маршрут: следовать по дороге на Серседу до Кольменарского шоссе, там съехать на автостраду М-40 и направиться к Т4 — четвертому терминалу. Не попрощавшись с журналисткой, веснушчатой неаполитанкой, которая, проведя всего шесть месяцев в Испании, говорила по-испански лучше любого академика, он выжал до упора педаль газа и на бешеной скорости покинул этот небольшой городок к северу от Мадрида. В зеркальце заднего вида он видел, как журналистка делает отчаянные знаки, прося его задержаться. Так как давать задний ход было некогда и он понятия не имел, что нужно от него журналистке, он рванулся вперед, по-прежнему выжимая до предела педаль газа. Он вел машину с азартом участника ралли, но не прошло и пяти минут, как на левом повороте на Навасерраду его машину занесло, развернуло на триста шестьдесят градусов и выбросило с дороги. «Идиот! — отругал себя Пердомо, убедившись, что машина не перевернулась только чудом. — Еще немного, и я бы разбил себе башку об эти камни!»
Он понял, что, как бы ни спешил в аэропорт, существовал некий предел скорости, не имевший ничего общего с ограничением скорости движения по этому шоссе и зависевший как от его собственных водительских навыков, так и от возможностей его машины, не приспособленной для гонок.
Когда он проехал Кольменар-Вьехо, то, посмотрев на часы, подумал, что Рескальо, должно быть, уже подъезжает, если не подъехал, к аэропорту. Ему же еще нужно было ехать от двадцати минут до получаса, в зависимости от интенсивности движения. Он возблагодарил Бога за то, что не встретил на дороге жандармов, так как не знал, готов ли он остановиться в том случае, если те предложат ему съехать на обочину из-за превышения скорости. Потом стал горячо молиться, чтобы Грегорио не поддался страху и искушению сбежать: мальчик тринадцати лет бессилен против взрослого, готового на все.
Ровно в тот момент, когда он уговаривал себя, что если ему повезет и очередь на проверку багажа окажется длинной, то он сумеет выиграть партию у итальянца, произошла авария с грузовиком.
Не успев выехать из Трес-Кантос по Кольменарскому шоссе, инспектор с ужасом заметил, что трейлер, перевозивший овец и ехавший немного впереди, задел ограждение там, где шел ремонт дороги, и потерял управление. Водитель попытался выправить положение, но машину занесло. Тогда он резко нажал на тормоз, трейлер протащило по асфальту метров пятьдесят, и он опрокинулся набок, полностью перегородив своим кузовом шоссе. От сильного удара ветровое стекло грузовика разлетелось вдребезги, но водитель сумел на четвереньках
Не успел он положить руки на руль, как у него за спиной раздалось душераздирающее блеяние, и он, повернув голову, увидел овцу, укрывшуюся в задней части его «вольво».
Пердомо не составило труда выгнать бедное животное из машины, но, бросив взгляд на часы и увидев, что до отлета самолета в Токио осталось сорок минут, он понял, что итальянец выиграл партию.
54
Четвертый терминал аэропорта Барахас, более известный как Т4, за последние годы приобрел международную известность по двум очень серьезным, но абсолютно не связанным друг с другом причинам. Может показаться, что этот терминал преследуют несчастья: в 2007 году боевики террористической организации ЭТА сумели заложить в машину двести килограммов взрывчатки, и в результате взрыва погибли два эквадорца; к тому же совсем недавно здесь произошла одна из самых крупных авиационных катастроф XXI века, стоившая жизни ста пятидесяти трем пассажирам, летевшим на Канарские острова на самолете МД-82. Несмотря на эти печальные события, Пердомо нравился четвертый терминал с самого момента его торжественного открытия, на котором присутствовал премьер-министр. Недавно инспектор слушал по радио интервью с его создателем, английским архитектором Ричардом Роджерсом, в котором его попросили назвать три работы, которыми он особенно гордится. Роджерс назвал дом своих родителей в Уимблдоне, Центр Жоржа Помпиду в Париже и Т4 в мадридском аэропорту Барахас. По словам архитектора, это здание представляет собой некий синтез двух предшествующих построек. В проекте Т4 удалось гармонично сочетать высокую технологию и человеческую теплоту пространства.
Пердомо подъехал к терминалу в 15.20, после непродолжительной борьбы с овцой, залезшей в его машину. По дороге он позвонил в службу информации аэропорта, и ему ответили, что рейс «Иберии» № 3250 до Амстердама состоится вовремя. Это означало, что его сын и Рескальо уже находятся на борту самолета или даже что самолет уже отделился от «рукава» и направляется к взлетной полосе. Именно тогда, когда задержка рейса могла оказаться полезной, самолет собирался оторваться от земли с омерзительной точностью.
Пердомо, одетый в штатское, чтобы не привлекать к себе внимания, вышел из припаркованной машины и уже на эскалаторе, на котором спускались и поднимались пассажиры, принял решение: теперь, когда возможность вырвать сына из когтей похитителя практически свелась к нулю — он слишком задержался в дороге, — его задача состоит в том, чтобы убедиться, что сын его жив и здоров и без каких-либо осложнений поднялся на борт самолета, направлявшегося в Амстердам.
Тем временем внутри терминала Андреа Рескальо уже прошел паспортный контроль в компании Грегорио и своей виолончели, для которой он приобрел пассажирский билет. Хотя футляр был очень прочным, итальянец справедливо опасался, что грубые грузчики, в распоряжение которых поступает багаж в аэропортах, могут причинить ей повреждение, пусть и самое незначительное. К тому же он опасался не только за сам инструмент, но и за футляр. Рескальо нес за спиной роскошный футляр для виолончели, державшийся на специальных лямках — не только ради удобства транспортировки, но и потому, что обе руки у него были заняты. В одной был телефон, с помощью которого он угрожал отдать приказ своему другу Ренцо разобраться с Пердомо, если Грегорио сделает хотя бы одно подозрительное движение; в другой — футляр со скрипкой Страдивари, подаренной в свое время Паганини художником Пазини. Волшебной скрипкой, которая с тех пор, как в 1840 году ее похитил служка Паоло, приносила несчастье всем своим владельцам, в том числе и его невесте Ане Ларрасабаль.
Так как Рескальо и Грегорио летели в страну, принадлежащую к Шенгенской зоне, им следовало направиться к воротам J40 в южном отсеке Т4. Для этого им пришлось спуститься на первый этаж, где находились ворота, соответствующие этой букве.
Именно в этот момент кроксы сыграли с Рескальо злую шутку.
Эта чрезвычайно удобная обувь вызывала множество нареканий со стороны людей, ноги которых застревали на ленте эскалатора в аэропортах, торговых центрах и на железнодорожных станциях многих стран мира. Чем меньше была нога, тем больше опасность, что она застрянет, поэтому несчастные случаи такого рода чаще всего происходили с детьми. Рескальо полагал, что причиной подобных происшествий было не столько несовершенство обуви, сколько привычка детей дурачиться на эскалаторе. Но имелось еще одно обстоятельство, в котором виолончелист не признавался даже самому себе и потому недооценивал риск нахождения на движущейся лестнице в кроксах.