Скромное обаяние художника Яичкина (Божий одуванчик - 2)

Зубкова Анастасия

–  Детка, - кротко произнесла бабуля после недолгого молчания, - ты единственная из нашей семьи умудрилась потерять буфет.

–  Я знаю, - я мученически закусила губу, боясь поднять на нее глаза.
– Не уверена, что это повод для гордости.

Глава восьмая, в которой Евгений Карлович разводит тайную дипломатию и чуть не сводит с ума Димку

Тут случилось странное. Некоторое время бабуля молчала, строго сдвигала брови, делала рукой какие-то неприятные движения, словно что-то завинчивала, а потом вдруг вздохнула, тряхнула головой

и захохотала. Она смеялась так, что не могла вымолвить ни слова, слезы лились по ее щекам, порой бабуля пыталась все-таки сказать что-то, но речи ее тонули в новых взрывах хохота.

–  Мария, - Евгений Карлович с опаской воззрился на свою молодую супругу, - тебя что-то веселит, но мы ровным счетом не понимаем, что именно. То есть, мы верим тебе на слово, что все очень радостно, но хотелось бы услышать от тебя что-нибудь более конкретное. А?

–  Ха-ха-ха!
– всхлипывала бабуля, - ну и дела! Я сейчас с ума сойду!

Я неуютно поерзала. Что, скажите, бабуле показалось таким смешным в моей подлинной трагедии, которая вызвала бы сострадание даже у живодера? Я тут вторые сутки места себе не нахожу, а бабуля смеется, словно я только что исполняла перед ней комические куплеты - этот мир окончательно рехнулся.

–  Да, детка, - бабуля вытирала слезы, улыбаясь от уха до уха, - умеешь ты повеселить старуху.

Я хмыкнула, оставив при себе все соображения на тему «старухи».

–  И ты хочешь сказать, что даже предположить не можешь, кто умыкнул ваш так называемый буфет-секретер?
– не унималась она.

–  Бабуля, - сварливо проговорила я, - кончай душу тянуть, если чего-то знаешь!

Мои слова вызвали у бабули новый приступ веселья.

–  Скажи, Катенька, - обратилась она к Катерине, - этот буфет действительно так отвратен, как только что описывала Галочка?

–  Еще хуже, - мрачно подтвердила та, - похож одновременно на саркофаг, свалку и церетелевского Петра Первого. Гадость какая-то.

–  Ну тогда, детка, единственный человек, который мог так оперативно вывезти такую шедевральную вещицу, - пропела бабуля, - это твой муж.

–  Пашка?
– пискнула я.

–  У тебя есть еще пара мужей?
– походя поинтересовалась бабуля, - сомневаюсь. Хотя, - снова заулыбалась она, - вероятно, ты просто потеряла этот буфет в том бардаке, который вы с твоим мужиком развели за последние полгода.

–  Мы уют создавали, - буркнула я.

–  Ага, - бабулин сарказм не знал границ, - так может этот буфет где-нибудь по комнатам поискать? Стоит себе в уголочке, заваленный всяким хламом…

–  И что же мы будем теперь делать?
– сдержанно поинтересовалась я, не обращая внимания на ее слова.

–  Галина, это очевидно, - Евгений Карлович торжественно поднял свою чашку, так, словно это был, по меньшей мере, золоченый кубок, - мы сейчас звоним вашему большому другу Дмитрию…

–  И настоятельно просим его не совать свой длинный нос в чужие дела, - закончила за него бабуля, зловеще сверкая глазами.

–  Так его, дружок называется!
– воскликнула Катерина.

В

едином порыве все подскочили со своих мест.

–  Ни за что!
– звонко воскликнула я, - ни за какие ковриги!

–  Это еще почему?
– удивилась бабуля.

–  Потому что, - веско ответила я.
– Пусть этот гад сам поймет, что жена ему дороже всяких Димок.

–  Под этим гадом, я так понимаю, мы подразумеваем Павла?
– уточнил Евгений Карлович.

–  Именно, - заявила я, - если он окончательно рехнулся, то туда ему и дорога, пусть с Димочкой своим живет.

–  Совершенно не понимаю, - фыркнула бабуля, - как моя внучка вообще умудрилась выйти замуж, с такими воззрениями.

–  Ну, я думаю, этот момент мы легко уладим, - примирительно проговорил Евгений Карлович, подтягивая брюки с идеальной, как лезвие опасной бритвы, стрелкой и берясь за трубку телефона, - звонить мы будем не объекту, ранее обозначенному как «гад», а некоему Дмитрию.

–  Вы рушите мои честь и достоинство, - трагически прошептала я.

–  Пятнадцать минут позора, детка, - утешила меня бабуля, - долгая и счастливая жизнь впереди. Диктуй номер.

Замогильным голосом я продиктовала Димкин номер телефона. Евгений Карлович набрал его и, сдвинув на нос очки в тонкой золоченой оправе, принялся внимательно прислушиваться к длинным гудкам в трубке. Это продолжалось довольно долго. Бабуля, Катерина и я уже начали маяться, мы переглядывались, нервно озирались, неловко брались за разные очень срочные дела (в частности, я попыталась протереть стол), бросали их (к примеру, я поняла, что это совершенно невозможно по причине крайней его загаженности) и не находили себе места. В тот момент, когда я уже собиралась подскочить, вытащить из-под раковины посуду и всю ее совершенно молниеносно перемыть (дикая мысль, но можно сделать скидку на нервы), Евгений Карлович оживился.

–  Доброе утро, - хорошо поставленным голосом Левитана провещал он, - не мог бы я попросить к телефону Дмитрия? О, я так рад, что застал вас дома… К несчастью, мы не знакомы, что, я думаю, будет устранено в самое ближайшее время, но, все же, разрешите представиться, меня зовут Евгений Карлович.

Бабуля откинулась на спинку дивана и мученически закатила глаза.

–  Евгюша развел эти танцы часа на полтора, - пробормотала она себе под нос и включила у телефона громкую связь. Кухня наполнилась шипением, помехами на телефонной линии, и мы физически ощутили Димкино замешательство.

–  Э-э-э… что-то случилось?
– спросил Верная Рука - Большой Друг Нашей Семьи.

–  Ха-ха-ха, - сдержанно и очень светски посмеялся Евгений Карлович, - понимаю, что звонить в такую рань молодому одинокому мужчине, эдакому светскому льву, непростительная оплошность. Как вы понимаете, если бы не крайние обстоятельства, я ни за что не позволил бы себе подобную бестактность.

–  Чего?
– потерянно спросил Димка. Стало ясно, что из речи Евгения Карловича он понял слов пять - семь, но для единой смысловой картины этого явно маловато.