Скуф. Маг на отдыхе 4
Шрифт:
Далее поставил на плиту тоненькую блинную сковородку и зажёг газ.
На максимум, да погорячее!
— Бах! — тем временем петли и впрямь начали отставать и дверь заходила ходуном. — Бах! Бах! Бах!
Но не время для паники! У Кузьмича был какой-то план, и он ему следовал. И по плану сейчас нужно было бежать к полке с крупами. Вильгельм Куртович раззявил дверцы, взял две пачки цельного гороха — одну из которых сунул в карман — и пачку соли. Соль камердинер сразу же высыпал на уже изрядно раскалившуюся сковороду…
—
— Себя бы только не подпалить, — пробубнил себе под нос Кузьмич и приступил к последней фазе диверсии.
Залил раскалённую соль раскалённым маслом и кинул сверху спичку. Вжух! — первые язычки пламени упёрлись в потолок. Но задумка Вильгельма Куртовича была совсем не в том, чтобы сжечь дом, а потому он почти сразу же сбил огонь полотенцем.
Дым…
Едкий, отвратный, слезоточивый и моментально вызывающий рвоту густой дым повалил из сковородки. Считаные секунды, и потолок уже пропал в его клубах.
— Отлично-отлично-отлично, — бормотал Кузьмич, опасливо оглядываясь на дверь, и вскрыл пачку гороха.
Сюда, сюда, сюда немного и, конечно же, добрую горсточку под дверь. Жаль, конечно, что это не подшипники. И жаль, что помимо гороха на полу не было битого стекла, железной стружки или вообще чего-нибудь ядовитого, но-о-о-о…
Уж что есть.
Кузьмич справлялся, как мог.
Готово! А теперь наверх! И очень вовремя, потому что: — Бах! — бандиты наконец-то вынесли дверь и ворвались внутрь. И первый же из них с грохотом распластался в прихожей.
— Ах-ха-ха-ха! — заржал Кузьмич со второго этажа. — Вы поняли, с кем связались, твари?! Поняли?!
Камердинер выиграл себе ещё немного времени.
Пока бандиты вдоволь натанцуются на горохе, пока проморгаются в дыму, пока поймут, куда идти дальше, он подготовится к следующему удару. Да простят его Василий Иванович и Ирина Ивановна, но для этого ему придётся вторгнуться в их комнаты.
К Василию Ивановичу за очками для дайвинга — помнится, он как-то раз на полном серьёзе собирался нырять в местном озере, но дальше разговоров и покупки снаряжения дело не пошло. А в покои Ирины Ивановны камердинеру пришлось наведаться потому, что санузел на втором этаже был только у неё.
А дым тем временем поднимался…
Так что Кузьмич шустро нацепил на себя очки, намочил первое попавшееся полотенце, обернул его вокруг головы и вышел обратно в коридор встречать гостей.
Как только снизу послышались первые шаги, Вильгельм Куртович вскрыл второй пакет гороха и высыпал его на ступени. Громыхание не заставило себя ждать, но вот ведь… какие же всё-таки молчуны! Кряхтят, шипят, периодически вскрикивают от боли, но до сих пор ни слова не проронили!
Первая атака отбита.
Повторную попытку бандитов подняться Кузьмич пресёк, метнув в дым альпийский рог и фарфоровую крышку для унитаза. Третью — блинами для гантелей из комнаты Скуфидонского. Во время четвёртой
Увы, всё, что попадалось под руку было не столь тяжёлым и к тому же очень быстро заканчивалось. Чтобы не доводить до абсурда и не бросаться одеждой, Кузьмичу даже пришлось отломать дверной наличник.
Он-то и улетел в дым последним.
Кажется, всё. Кажется, дело приближается к кульминации. И, кажется, кульминация окажется для Вильгельма Куртовича очень-очень драматичной.
Что ж…
— Я сделал всё, что мог, — сказал Кузьмич в мокрое полотенце и засучил рукава.
Сдаваться живым он не собирался. И пусть бандитов будет хоть шестеро, хоть семеро, хоть грёбаная сотня… пусть у них будут ножи, пистолеты и чёртова магия, напоследок они обязательно отведают кулак Вильгельма Куртовича.
Не от дыма, но на глаза камердинера навернулись слёзы.
Провожая свою жизнь, внезапно захотелось что-то спеть. Что-то атмосферное. Что-то душевное, с надрывом, под стать ситуации. И здесь австрийца вновь выручил язык его второй родины.
— Сто-о-ою, — тихо и робко пропел Кузьмич. — О-о-один… Нет, — оборвал он сам себя. — Не так.
Не без усилий Вильгельм Куртович набрал полную грудь воздуха, расправил плечи и как только мог громко заголосил:
— СТО-О-О-Ю ОДИН! СЕРДЦЕ РВЁ-ЁТСЯ ИЗ ГРУ-ДИ! ПОДНИМАЯ ЗНАМЯ! НЕ ДОЖИВШИЙ ДО СЕДИН! ПОО-О-ОО-ОД СОЛН-ЦА ЗНОЙ…
* * *
— Мы нашли чертежи, приём.
— Отлично! Отходим, приём!
— А что делать с бородачом? Приём.
— Он видел ваши лица?
— Нет, не видел… и… кажется, он совсем обезумел. Бросался в нас крышкой от унитаза, а теперь что-то орёт. Приём.
— Тогда тем более оставьте его в покое…
* * *
Пу-пу-пу…
Нет, ну надо же, а?
Все здоровые, бодрые и розовощёкие, а Шестакова умудрилась какую-то хрень в бублике подцепить. И ведь её Фонвизина всю дорогу во здравии поддерживала, а всё равно не помогло.
И как же оно, блин, не вовремя!
Или… или наоборот вовремя? Да, пожалуй. Оно ведь так даже лучше, что мы сейчас на карантине и под пристальным вниманием врачей. Мало ли, что это за болячка такая странная?
Державин истерит, но на то он и Державин. А вот я думаю следующее: это у Ксюхи не иномирная зараза какая-то, а просто побочка, связанная с прорывом на Золотой Уровень. Магический иммунитет просел, воды болотной наглоталась, вот и захворала.
Ладно…
То, что Шестакова чихает и выглядит, как жаба, — это не беда. Оклемается, краше прежней станет. А беда в том, что Державин, падлюка такая, захотел всех нас тут до её выздоровления задержать.