Сквозь божественную ложь 2
Шрифт:
— Речь о тебе, — напомнил я. — За всё время, что мы провели вместе, ты ни разу не показала выдающихся магических талантов. Да что там, ты предлагаешь верить себе на слово, утверждая, что ты университетский магиус. Но за последние дни я видел больше заклятий от Айштеры, чем от тебя.
На лицо Чжинри упала тень. Кинота насупилась и заёрзала на месте. Ей был неприятен разговор, и она с удовольствием перевела бы тему, однако я продолжал выжидающе смотреть ей в глаза. Она пару раз приоткрыла рот, но так и не решилась
Я мельком пожалел о том, что докопался до неё именно сейчас. Это нужно было сделать на борту «Счастливого беглеца», где опасность не была столь явственной. Но магиусу было так плохо, что я не рисковал приближаться, чтобы её ненароком не вырвало на меня. Даже сейчас кожа киноты отливала зеленоватым оттенком. Не поэтому ли Чжинри рвалась на сушу, что ей осточертела качка?
Когда я отстал от неё, она вновь принялась изучать развалины селения. Я покачал головой.
Нет, она испытывала настоящую тягу к знаниям. Такую страсть нельзя подделать.
Остаток пути мы проделали в относительной тишине. Мерно скрипели уключины, вёсла с плеском разрезали тошнотворные воды Змеиной. Когда лодка уткнулась в песок, первой на берег спрыгнула Чжинри. Её переполняла энергия; и куда только пропала болезнь?
Остальные вылезли следом. Йована не подвела лодчонку вплотную к мосту; побережье там представляло собой обрывистый косогор. Вместо этого авиана выбрала удобный пологий подъём чуть вдалеке.
Я хотел предложить забраться по склону и пойти вдоль берега, чтобы не заходить в саму деревню, но не успел. С молчаливой решимостью туда устремился Марк, не реагируя на мои окрики. За ним двинулась Чжинри, как щенок на привязи.
— Да что с ними не так?! — в сердцах сплюнул я и оглянулся на Йовану. Она с тревогой смотрела вслед Марку. Значит, не один я понял, что с ним творится что-то не то…
— Охраняй лодку, — бросил я авиане.
Она вскинула брови, и я вздохнул:
— Если с ней что-то случится, мы отсюда не выберемся. Понимаешь? Это очень важно. За Марком присмотрю я.
Губы Йованы задрожали, точно она давила насмешливую улыбку, но она подчинилась. Я помчался за парочкой, которая уже успела отойти на приличное расстояние.
В самой деревне стало понятно, что она пострадала от налёта, случившегося невесть когда. Нападавшие переходили от одного дома к другому, выбивали двери, а то и целиком сносили стены. На земле тут и там попадались пожелтевшие кости, в высокой траве прятались редкие черепа. На уцелевших стенах виднелись размашистые брызги — не то грязь, не то побуревшая кровь, по неведомой причине не смытая едкими дождями Области.
Временами брызги складывались в символы, которые сливались в вязь слов, нарисованную с жутковатым мастерством. Несмотря на моё знание языков, я не смог прочесть их — и перестал вглядываться, когда в висках стрельнуло болью.
Когда я нагнал Чжинри, она пыталась
— Не мешай науке!
— Куда подевался Марк?
— Он пошёл дальше, к мосту.
Улица просматривалась насквозь, однако стрелка нигде не было видно.
Я схватил киноту за руку и потащил за собой. Чжинри сообразила, что игры кончились, и не стала упираться. Вскоре она освободила ладонь и зашагала рядом; она с любопытством поглядывала в проулки, но не осмеливалась отставать от меня.
С берега деревня казалась маленькой, но стоило нам попасть в неё, как горстка убогих лачуг преобразилась в настоящий лабиринт. Неужто селение разрасталось вокруг нас?
Мы брели по нему, пойманные, как мухи в разлитый на столе мёд. Стояла мертвенная тишина. Все чувства обострились. Хруст камней под ботинками напоминал треск костей, пережёвываемых чудовищными челюстями.
Когда впереди хлопнула дверь, я едва не подпрыгнул от испуга, а Чжинри громко вскрикнула, тотчас зажав рот ладонью.
Марк? Или нечто иное?
Я побежал на звук — и действительно, одна из немногих дверей, которую отчего-то пощадили налётчики, качалась на практически сорванных петлях. Призвав нилис, я с опаской заглянул внутрь и слегка расслабился, обнаружив знакомую фигуру.
Стрелок навис над древним столом, покрытым пылью. На нём стояла плетёная корзинка, на вид совершенно обыкновенная, — если не считать того, что всё остальное в доме давным-давно истлело.
— Марк? — позвал я.
Он не откликнулся, и я, собрав в кулак всё мужество, шагнул к нему.
Корзина не пустовала: в ней устроился глиняный кувшин, наполненный водой. Горло мгновенно пересохло, во мне вспыхнуло желание утолить жажду. Я протянул к кувшину руку — и сразу же отдёрнул её.
Эта вода звала меня.
Слева от кувшина, завёрнутый в вощёную бумагу, лежал ломоть только что испечённого каравая. От белоснежного излома исходил заманчивый запах. Живот скрутило от голода, я и с трудом удержался от того, чтобы схватить краюху.
Этот хлеб желал меня.
Нельзя, никак нельзя трогать их. Это западня. Одно касание, и деревня поглотит мою душу…
Марк неотрывно смотрел на обрывок серой бумаги в своей руке. В другой стрелок держал маленькую флейту, грубо вырезанную из дерева. При моём появлении он вскинул голову. Его глаза блестели безумием.
— Это она. Это и вправду она. Моя деревня. Они живы. Река расширилась, но это ничего, это можно объяснить… Но самое главное — они там. Като и Рена. Они так долго ждали меня, и вот я здесь. Почему мы медлим? Нам нужно к мосту. Я перейду его. Они на том берегу.