Сквозь страх
Шрифт:
– Серьезно? Но зачем? – поразилась я.
Агата пожала плечами.
– Это у нее надо спросить, в документах мотивы не указаны. В любом случае то был опрометчивый поступок, который не привел ни к чему хорошему.
– Что случилось со старушкой? Сколько, кстати, ей было? Лет сто?
– Девяносто два. Но держалась она бодрячком. Прилетела в Россию и стала пытаться вернуть утраченную в годы революции семейную собственность. Наверное, хотела прожить последние годы в Быстрорецке и быть погребенной на родной земле.
– А что такое «быть погребенной»? – спросила Ксюша, которая,
– Ксюша! – возмутилась я, а Юра, который считает, что с детьми нужно быть честными, ответил:
– Все мы будем, но не скоро. «Погребенный» – значит «похороненный». Человек умирает, его хоронят. А подслушивать нехорошо.
– Я не подслушивала, – надулась Ксюша, – я попить хотела. Водички.
Получив воду, дочь ушла, а мы услышали финальную часть рассказа.
– Как я говорила, Балкуновы владели еще одним домом, поменьше. Он уцелел. Я навела справки, в разные годы там был детский сад, методический центр, ЖЭК. Графиня, вернувшись из изгнания, сумела возвратить дом себе (представляю, во сколько ей это обошлось), оформила все бумаги и начала ремонт, но потом произошла темная история. По всей видимости, наивная старушка то ли по ремонтным делам, то ли еще по какой надобности доверилась некому злоумышленнику, который облапошил и погубил ее. Я не узнавала, понятия не имею, что и как, но вот итог, который мы видим в документах. В милицию поступил сигнал, что в доме не то организован наркопритон, не то детьми или оружием торгуют, не то бордель держат, не то все сразу. В результате рейда были убиты два человека – милиционер и известный тогда в городе авторитет. Кроме того, в доме был найден ребенок, а сама Балкунова-Габен обнаружена мертвой. Умерла во вновь обретенном доме. Причина смерти – острая сердечная недостаточность.
– Печально, – сказал Юра, – не надо было возвращаться, жила бы себе в своей Франции и горя не знала.
Агата посмотрела на Юру. Мне показалось, в ее глазах промелькнуло что-то похожее на досаду.
– Тогда не было бы самого главного. Слушайте дальше. Покойная Балкунова-Габен не оставила завещания, по закону ее имущество переходит к ближайшим родственникам. Судя по этим бумагам, – Агата постучала длинным ногтем с вишневым лаком по пачке документов, – единственный ее ныне живущий родственник – это ты, Юрий Сергеевич.
В кухне стало тихо. Я не знала, как реагировать. Юра, кажется, тоже.
– Не знаю пока, чем в точности владела твоя пра-пра, но одно несомненно: с помощью собранных документов мы легко сумеем доказать, что ты имеешь право все унаследовать. Предоставь это мне. – Агата весело посмотрела сначала на Юру, потом на меня. – Что притихли, благородные господа? Как вам новости?
Глава третья
Вот и пришла пора вернуться в двадцать шестое марта, в день, когда Юра сообщил мне радостную новость: его признали наследником умершей десятилетия назад Елизаветы Балкуновой-Габен.
– Так ты рада? Почему такое лицо? – Юра обнял меня за плечи.
– Рада, конечно, – ответила я. – Чем тебе мое лицо не нравится?
– Или, может, тебе плохо? Как ты себя чувствуешь?
Юра переполошился,
На протяжении этого времени они с Агатой писали и подавали бесконечные заявления, обивали начальственные пороги, даже в судебных заседаниях участвовали. Агата представляла интересы Юры, и, конечно же, наотрез отказалась брать за свою помощь деньги.
Благодаря опыту и связям Агаты и самого Юры (он все-таки в мэрии работает, начальником одного из отделов), дело продвигалось ускоренными темпами.
Наследство было не сказать чтобы колоссальное. Точнее, ничего не было, кроме старого дома со всем, что внутри, и земли, на которой он стоял. Свою зарубежную собственность ностальгически настроенная графиня продала перед возвращением в Россию. Денег у нее при себе, видимо, было немало. Вещи, драгоценности тоже, наверное, имелись. Но большая часть средств ушла на покупку дома и восстановление прав. Да и мошенники, с которыми по неопытности связалась привыкшая к спокойной жизни во Франции Балкунова-Габен, обобрали ее как липку. У нее не имелось счетов, соответственно, и денег на них, не было и бриллиантов в банковских ячейках и сейфах.
– Денежки, видать, перекочевали в карманы предприимчивых граждан, которые «помогали» бабульке с ремонтом и оформлением документов, а на деле крутили темные делишки, – рассказывала мне Агата.
– Мы, может, в доме тайник найдем, – усмехался Юра, а Ксюша визжала от восторга: она будет искать клад!
Беготня, суета с наследством задевала меня только по касательной. Я с двенадцатого марта лежала на сохранении. Ничего особенно серьезного, за границей, говорят, повышенный тонус матки вообще не считается отклонением от нормы, но мы с Юрой рассудили, что, во-первых, береженого бог бережет, а во-вторых, лучше в больнице под присмотром врачей, чем в пыльной конторе за компьютером пыхтеть.
Тут, наверное, нужно сказать, что я работаю бухгалтером на одном торговом предприятии. Движение товаров, оплата счетов, складские остатки и прочие увлекательные вещи. Я, в отличие от Агаты и Юры, человек с заурядной судьбой и профессией.
Пока я лежала в больнице, за Ксюшей помогали присматривать мама Юры и Агата. Юра отвозил дочку в школу, а они забирали ее оттуда. Хорошо еще, что художественная студия, куда ходила Ксюша, располагалась в здании школы, а после уроков была группа продленного дня.
Ксюше больше нравилось, когда с ней возилась Агата. Удивительно (и очень горько), что человек, не имеющий детей (и возможности родить), настолько хорошо умеет обращаться с ними, так их понимает.
Бабушка же, с вечным требованием звать ее Татьяной Петровной, а не бабулей, запретами есть сладкое и чипсы, а то будут в подростковом возрасте прыщи и лишний вес, с ее строгостью и подавлением любых попыток проявить инициативу, Ксюшу раздражала.
Вчера меня выписали, сегодня Юра сообщил новость, а завтра…