Сквозь тьму
Шрифт:
Когда она прочитала об этом грибке, она начала плакать. Она думала, что она молчит по этому поводу, но Эалстан поднял глаза от новостного листа, который он читал, и спросил: “В чем дело, милая?”
Она повернула к нему пораженное лицо. “Когда наступит осень, я не смогу отправиться на охоту за грибами!”
Он подошел и обнял ее. “Я даже не знаю, смогу ли я, за исключением, может быть, парка или чего-то еще. Это большой город, вокруг которого не так уж много открытой местности. Но я привезу самые лучшие, которые смогу купить,
“Это уже не будет прежним”. Ванаи говорила с печальной уверенностью. Она достала из кармана носовой платок и высморкалась. Слезы все еще текли по ее щекам. “Я ходила за грибами каждую осень с тех пор... с тех пор, как мои мать и отец были еще живы”. Она очень долго не могла придумать более убедительного способа сказать.
“Прости”, - сказал Эалстан. “Если бы ты был заперт в каунианском квартале здесь или вернулся в Громхеорт, как ты думаешь, смог бы ты тогда отправиться на охоту за грибами?”
С одной стороны, это был совершенно разумный вопрос. С другой, это приводило в бешенство. Ванаи уткнулась носом в свою книгу и оставила ее там. “Когда Эалстан сказал ей что-то еще несколько минут спустя, она проигнорировала его. Она взяла за правило игнорировать его и продолжала делать это, пока они не легли спать той ночью.
Когда он наклонился, чтобы поцеловать ее на ночь, она позволила ему, но не поцеловала его в ответ. Он сказал: “Я ничего не могу с этим поделать, ты знаешь. Я хотел бы, но не могу ”.
Ванаи тоже начала игнорировать это. Она обнаружила, что не может. Обнаружив, что не может, она пожалела, что не может, потому что слезы защипали ей глаза. “Я тоже ничего не могу с этим поделать”, - сказала она, слегка задыхаясь от слов. “Я ничего не могу поделать с тем, что альгарвейцы сделали с нами, и я бы очень хотела, чтобы я могла. Это просто делает все...это...это намного труднее принять ”.
“Я знаю”, - сказал он. “Я бы тоже хотел что-нибудь сделать с этими головами, но я просто не могу, будь это проклято”. Он ударил кулаком по матроске, достаточно сильно, чтобы Ванаи немного подпрыгнула.
Он был фортвежцем, а не каунианцем. Иго альгарвейцев лежало на его народе менее тяжело, чем на народе Ванаи. Но он сбежал из своей семьи, из Громхеорта, из-за нее. А его брат был мертв, потому что его двоюродный брат присоединился к щенячьей бригаде, созданной завоевателями. Она едва ли могла сказать, что он и его окружение не пострадали из-за оккупации.
Вместо того, чтобы что-то сказать, она потянулась к нему. Он тоже потянулся к ней. Вскоре они занимались любовью. По мере того, как нарастало ее удовольствие, она могла забыть о жалкой маленькой квартирке, в которой была заперта. Она знала, что побег не продлится долго, но лелеяла его, пока он длился.
Потом, проваливаясь в сон, Эалстан сказал: “Однажды, клянусь высшими силами, я верну тебя в Громхеорт. Вот увидишь, если я этого не сделаю”.
Это действительно заставило ее разрыдаться. Она так сильно хотела в это поверить, и так сильно сомневалась, что сможет. И даже если бы она это сделала... “Людям там не нравятся смешанные пары.
“Люди глупы”, - сказал Эалстан. “Кого волнует, что им нравится, а что нет?”
“Если бы больше фортвежцев любили каунианцев, рыжеволосые не могли бы знать, что они здесь делают”, - сказала Ванаи. Она скорее почувствовала кивок Эалстана, чем увидела его. Люди ее собственной крови - например, ее дед - тоже презирали фортвежцев, но она не хотела думать об этом. Она не хотела думать ни о чем. Она уткнулась лицом в подушку. Через некоторое время она заснула.
Восемь
Не стойте просто так!” Крикнул майор Спинелло. Каким-то образом ему удавалось оставаться подтянутым, когда все альгарвейцы, которыми он командовал, выглядели как стая бродяг. “Тебе, черт возьми, лучше бы просто не стоять там. Мы должны продолжать двигаться. Если мы не будем двигаться вперед, можешь поспорить на свой последний медяк, что проклятые юнкерлантцы будут ”.
Тразоне помахал рукой. Спинелло снял шляпу и поклонился, как будто узнавал герцога, а не обычного солдата.
– Беспокоиться не о чем, сэр, - сказал Тразоне. Я имею в виду, что с янинцами, охраняющими наш фланг, мы в безопасности, насколько это возможно, верно?
Сержант Панфило предупреждающе хрюкнул. Несколько других альгарвианских солдат, бредущих по пыльной дороге, проклинали своих союзников. А Спинелло запрокинул голову и рассмеялся. “Ты угроза, ты есть”, - сказал он Трасоне. “Да, янинцы - герои, каждый вонючий из них. Но мы спасли их бекон, когда они, казалось, собирались уступить, не так ли?”
“Да”. Трасоне склонил голову набок и выплюнул шелуху от семечка подсолнуха. “Однако нам пришлось вернуться, чтобы сделать это. Я думал, идея заключалась в том, что они прикроют наш фланг, чтобы мы могли разбить всех ункерланцев перед нами и отправиться дальше в горы за киноварью ”.
“О, да, именно такая идея пришла им в голову еще в Трапани”, - согласился Шпинелло. Взмах его руки показал, как много, или, скорее, как мало, знали офицеры и дворяне в Трапани. “Единственная проблема в том, что время от времени у юнкерлантцев тоже возникают идеи. Они держали армию перед нами и ударили по нам сбоку другой армией, вот и все ”. Другая волна сказала, что это было совершенно просто, если посмотреть на это с правильной стороны.
Но Трасоне был не в настроении смотреть на это с такой точки зрения. “Если у них достаточно солдат, чтобы немного задержать нас перед собой и ударить с фланга большим количеством, как мы собираемся продолжать двигаться вперед?” он потребовал ответа.
Панфило снова что-то проворчал, и на этот раз за ворчанием последовали слова: “Беспокоиться о том, как это сделать, - не твоя работа. Делать то, что тебе говорят, - это.”
“Я делаю то, что мне говорят”. Тразоне бросил на сержанта злобный взгляд. “Ты же не думаешь, что я проделал бы весь этот путь, потому что мне нравится пейзаж, не так ли?”