Слабая женщина, склонная к меланхолии
Шрифт:
— Ага-а-а, — сонно отозвалась тетка и опять сунула щепку в золотые зубы.
Треск мотоцикла заглушил все звуки, но Ася могла бы поклясться, что золотозубая тетка, глядя ей вслед, сильно щурясь, зевая и мелко крестя рот, высоким скрипучим голосом сказала: «Проститутка».
Легализовать Митьку в доме тети Фаины, перевести его в городскую школу и сделать временную прописку помогла Светка. Конечно, подключив своего мужа, мужниного брата, жену мужниного брата, брата жены мужниного брата и даже соседа родителей жены мужниного брата, майора милиции. Светка же помогла тете Фаине оформить опекунство над Митькой, когда через год «с северов» пришло письмо от третьего мужа Митькиной матери. Бывшего мужа. Бывший третий муж писал, что Валентина померла «от операции», так что он «спешит сообщить», что никаких алиментов ее сыну платить не будет, потому что он не его сын, он вообще ничего о нем не знал, к тому же развелся
Узнав о смерти матери, о том, что теперь он на законном основании подопечный тети Фаины, и о том, что остается в доме навсегда, Митька помолчал, подумал и с достоинством сказал:
— Я отработаю. Я не буду на шее висеть. И в школу все время ходить буду. Не беспокойтесь, я вас не подведу.
А ночью потихоньку ревел, сунув голову под подушку, чтобы никто не слышал. Он был очень гордый. Он не мог допустить, чтобы кто-то его жалел, как брошенного ребенка. Он уже не был ребенком, ему все-таки уже одиннадцать лет исполнилось.
Потом постоянными оказались Василек и Наташа, брат и сестра. Почти два года назад трехлетнего Василька привела к тете Фаине пятилетняя Наташа. Объяснила: мамка уехала, сказала, чтобы ждали. Они и ждали. А потом съели всю кашу, и все сухари, и всю муку, и даже все макароны, хоть макароны очень трудно разгрызть… А потом есть стало нечего, и Наташа пошла к соседям попросить что-нибудь для Василька. Она-то сама уже большая, она уже могла есть почти все — и какие-то не горькие листья в заброшенном огороде находила, и зеленые яблоки с одичавшей яблони достать могла. А Василек был еще маленький, он листья есть не мог, болел. Соседи всполошились, конечно, накормили их обоих, выкупали в большом корыте, вытерли чистым полотенцем, одели во что-то большое, но тоже очень чистое, и положили спать на мягкий диван. Тоже чистый. Василек сразу уснул, потому что давно уже не спал от голода, а Наташа не спала — вспоминала, где она видела такие чистые подушки и одеяла. Вспомнила: давно, когда она была еще совсем маленькая, а Василька, кажется, вообще не было, она летом жила у бабушки. Наверное, у бабушки. Потому что потом мамка что-то такое говорила про бабушку. Вот у бабушки Наташа и видела такие чистые подушки и одеяла… Она вдруг поняла главное: у нее должна быть бабушка! Если мамка ушла насовсем, то им с Васильком можно поехать к бабушке! У бабушки будет настоящая еда, и Василек не будет болеть!
Наташа слезла с дивана и пошла искать хозяев, чтобы тут же рассказать им о том, что она вспомнила. Они большие, они смогут найти ее бабушку. И отвезут к ней Наташу и Василька. А потом, может быть, и мамка когда-нибудь найдется. Но это не обязательно, и так все будет хорошо.
Хозяева сидели в кухне, пили чай и разговаривали сердитыми голосами. Наверное, сейчас не надо к ним лезть. Когда мамка сердилась, Наташа к ней никогда не лезла. И Василька не пускала. Но ведь она с такой хорошей новостью к ним спешила… Она стояла у двери и никак не могла решить, рассказать им о бабушке прямо сейчас или подождать, когда они перестанут сердиться. Они все говорили и говорили сердитыми голосами, а она стояла и стояла… И нечаянно слушала. И услышала, что хозяева ругают ее мамку. Говорят, что ее мамка бросила детей на верную смерть, а сама умотала счастье искать. Что ее мамка плохим поведением свою мать до сроку в могилу свела. И теперь у детей совсем никого нет, к кому бы можно было податься. Так что придется их завтра в милицию отвести. Не у себя же держать! Они уже старые, чтобы с такими маленькими возиться. Да еще с чужими. Это тетя Фаина может хоть с десятью управляться, она двужильная, ее время не берет, да и колдунья ей помогает…
Наташа потихоньку вернулась в комнату, где спал Василек, потихоньку разбудила его, сказала, что сейчас они пойдут в другой дом, где ему дадут еще много настоящей еды, надела на него ту футболку, которую надевали на него после купания, но сняли перед тем, как уложить спать, оделась сама в ту кофту, которую хозяева дали ей, — и потихоньку, чтобы хозяева не услышали и не позвали милицию, вывела Василька из дому.
Первая же встретившаяся им тетенька показала дорогу к дому тети Фаины и колдуньи. И даже немножко проводила их, по дороге все что-то спрашивая и спрашивая. Наташа на всякий случай сказала, что у них есть и мама, и бабушка, и еще много всяких родственников. Она боялась, что эта любопытная тетенька тоже решит, что их надо отвести в милицию, раз у них никого нет. Но тетенька никуда их не повела, не доходя до дома тети Фаины, махнула
— А родители где? — деловито спросил Митька, появившись перед ними неизвестно откуда. — Чего это вы одни ходите? Маленьким нельзя одним. Маленьким с матерями надо.
— Я уже большая, — сказала Наташа, настороженно глядя на этого мальчика. Она ощущала, что он совсем еще мальчик, но ее настораживал его рост. — А где тетя Фаина и колдунья?
— А, — без удивления сказал мальчик, с высоты своего роста задумчиво разглядывая эту странную пару. — Ну, тогда идемте…
На следующий день тетя Фаина нашла тот дом, где совсем одни трехлетний Василек и пятилетняя Наташа жили почти месяц. Дом был как дом, маленький и старый, но совсем не развалюха, и мебель в доме была нормальная, и необходимые вещи в шкафах, и газовая плита, и отопление, и водопровод… И даже кой-какие продуктовые запасы были: банки консервов, коробки сахара, пакеты с крупой, горохом и фасолью. В погребе стоял бочонок с квашеной капустой. В ларе оставалось ведра четыре прошлогодней картошки, слегка проросшей, но еще вполне съедобной. Только все продуктовые запасы находились в совершенно недоступных для детей местах — на верхних полках шкафов, в закрытой кладовке, в закрытом же погребе… Складывалось впечатление, что жили в доме более или менее нормально, порядок более или менее соблюдали, о детях более или менее заботились… До тех пор, пока не бросили их в этом доме совсем одних. Оставив на столе кастрюлю гречневой каши и белую булку в целлофановом пакете. Мешочек сухарей, пачку макарон и пакет муки они нашли в ящиках стола сами. А больше ничего не нашли.
Тетя Фаина внимательно все осмотрела, пытаясь понять, что же такое произошло с матерью Наташи и Василька, ничего не поняла, забрала из шкафа кое-какие детские вещички, проверила, перекрыт ли газ — и решила, что в милицию о пропаже человека потом успеет сообщить, ведь ничего же не известно, может, еще и объявится… Написала записку, что дети у нее, адрес тоже написала, приклеила записку к входной двери, закрыла дверь — ключ торчал в замке с внутренней стороны — и пошла домой ожидать появления пропавшей матери. Тетя Фаина почему-то была уверена, что пропавшая мать скоро обязательно появится.
Она появилась через четыре дня. В слезах, в ужасе и в ярости. Почему дети здесь?! Она же оставила их Лидке! Лидка же пообещала, что весь месяц будет с ними! Она же их крестная, она же не могла вот так… вот так… не могла она так подло поступить! Ведь только месяц с ними надо было посидеть! И никакой мороки! В доме — запасы жратвы на полгода вперед и деньги в коробке, Лидка знала, где коробка, а если бы не хватило, так она потом бы ей долг отдала… А сейчас вон чего — и дом закрыт, и детей нет, и записка эта, и Лидки в ее квартире нет, и телефон ее не отвечает, и соседи говорят, что она еще месяц назад уехала куда-то, с чемоданом по лестнице спускалась, в такси во дворе садилась… Как она могла?! Она же их крестная!..
Тетя Фаина велела Митьке заняться с детьми чем-нибудь интересным, чтобы в кухню не лезли, пока тут столько шума, хладнокровно переждала истерику, накапала гостье валерьяночки, спросила, как ее зовут, и приступила к выяснению обстоятельств дела:
— А ты-то, Мариночка, чего это сама от детей уехала? Как же это у тебя сердце не дрогнуло — оставить таких мелких одних в доме? А ну как заболели бы, не дай бог?… А ну как пожар, спаси и помилуй?… А ну как бомжи вломились бы, сохрани господь?…
— Так ведь Лидка!.. — рыдая, яростно хрипела Мариночка. — Она обещала!.. На следующий же день!.. Я ее убью!..
— С Лидкой мне все понятно, — не отставала тетя Фаина. — Ты лучше про себя расскажи. Это что ж за причина была такая уважительная, что ты детей бросила? Заболела, что ли?
Марина наконец успокоилась и почти внятно рассказала, что она встретила мужчину своей мечты, и так получилось, что она сразу оказалась женщиной его мечты, и они решили пожениться, а у него как раз поездка за границу, а она сроду ни за какими границами не была, такой шанс упускать — это же вообще… К тому же это можно было считать свадебным путешествием. То есть предсвадебным, какая разница… Все так внезапно решилось, одним днем, она позвонила Лидке, та согласилась приглядеть за детьми, Марина наварила детям каши, даже булку заранее порезала, чтобы не вздумали нож хватать, объяснила Наташке, что утром придет тетя Лида, будет у них жить, пока мама не вернется, дверь открывается вот так, ключом, ведите себя хорошо, ну ладно, пока, ждите… А Лидка не пришла. А телефон не отвечает. А она же не знала, что так…