Слабое звено
Шрифт:
— Генфармпровоцев, да.
— И ты до сих пор молчал об этом?
— Прости, сестренка, в меня не был заложен ген, вынуждающий меня хвастаться на каждом углу, что я продукт евгеники пятого поколения.
— Я читала об этом в одном из журналов Вильмы. Пятое поколение — оно же последнее?
— Самое последнее. Шестого уже не будет.
— Так в чем же твое предназначение?
— Космонавт, разумеется, — издевательски бросил он, словно вслух произнес аксиому, — Ты уж прости меня за нытье, сестренка, но я — результат отбора из трехсот миллионов комбинаций генов, и во мне воплотились острый ум, мощное сердце,
— Сочувствую твоему горю, — вернула Ирма издевательский тон.
— Нет, это еще не нытье. Нытье начинается вот здесь, когда я говорю, что при всех этих полезных качествах, которые в меня вложены, я впервые в жизни оказался для чего-то непригоден. Это я должен был быть на твоем месте, меня создавали именно для этого. Но ситуация повернулась таким местом, что ты подошла для этих работ гораздо лучше меня. Такая штука, как предназначение, порой бывает переоценена.
— Идеальных не бывает.
— Идеальных не бывает, — согласился Карлсон, — Но бывают пригодные и непригодные. Меня создавали пригодным. А ты, случайная, с моей точки зрения являешься непригодной.
— Так вот как вы нас называете? — оскорбилась Ирма, — Случайными?
— Не беспокойся, сестренка, я ничего плохого не имел ввиду, хоть и в курсе, какой негативный окрас это понятие иногда приобретает в повседневной лексике.
— Хорошо, я не буду брать это в голову, — проглотила она легкий привкус обиды, — Ты прав, с твоей точки зрения я действительно случайная. Как тогда мне называть тебя? Отборным?
— В точку, сестренка.
— Нет, лучше я буду продолжать звать тебя Карлсоном.
— Умница. А теперь за… — секундочку, — прервался Карлсон, и на некоторое время характерное шипение вытеснились тишиной, — Сестренка, ты тут?
— Я никуда не денусь, — саркастично ответила она, оглядывая металлические стенки, — Что-то случилось?
— Да. Мне придется покинуть тебя на несколько минут. Не уходи с канала без необходимости, хорошо?
— Хорошо, — вздохнула она, — Всегда рада побыть наедине с моим переоцененным и отсутствующим предназначением.
У капитанов было не очень много работы. В основном она сводилась к организационным вопросам, и решались они отнюдь не сообща. У каждого капитана были свои окошки в рабочих графиках, и никто не смел их согласовывать. Казалось, что совпадение таких окон было подобно параду планет, и Ленар не мог ждать, пока это произойдет это редкое астрономическое событие. Он искал встречи с Октавией и приватной обстановки. Осознав, что второго без ее желания не случится еще очень долго, он решил взять Октавию измором — невзначай сталкивался с ней коридорах, пересекался с ней на других буксирах, «случайно» оказывался на третьей палубе Один-Четыре и прочими способами покрывал мозолями ее глаза. Она капитулировала уже через сутки осады, подарила ему полчаса своего личного времени и немного напускного гостеприимства.
Оказавшись с ней один на один в ее кают-компании, Ленар приложился к поднесенной кружке и сделал пробный глоток суперпасленового нектара со специями. Специфический вкус начал дергать за ниточки, привязанные к разным частям лица, и ему пришлось вертеть головой по сторонам, чтобы скрыть от Октавии волнами разошедшиеся
Чай, кофе и какао кончились еще три дня назад, и с тех пор между завтраком, обедом и ужином экипаж был вынужден пить только воду. Искупав язык в «экстренном пайке» Ленар понял, насколько сильно за эти жалкие три дня ему осточертел пресный вкус, который нельзя было распробовать и просмаковать.
— Нравится? — спросила Октавия, когда опустевшая кружка легла на стол.
— Да, — ответил Ленар, жадно облизнув верхнюю губу. Он не был уверен, что его ответ сильно бы поменялся, будь в этой кружке сырая нефть, — Кто готовил?
— Я.
— Интересно…
— Ты хотел со мной «серьезно поговорить», — напомнила она, нетерпеливо постукивая по столешнице нестрижеными ноготками.
Напиток словно бы смазал его глотку и размягчил голосовые связки, поэтому Ленар начал свой «серьезный разговор» на пару тонов ниже, чем изначально планировал:
— Фельдшер сказал мне, что знает про то, чем мы с тобой занимались в космопорту Нервы. Для начала мне хотелось бы узнать, как в его уши попала эта информация.
— Я думала, что он тебе все рассказал.
— Не совсем.
— Я сломала нос, — без энтузиазма начала она пересказывать давние события, — Я пришла к нему за помощью, и он почувствовал от меня…
— Да-да, — перебил ее Ленар, — Это все я слышал: ты пришла к нему за помощью, и он почувствовал от тебя острый аромат непрофессионализма.
— Чего же ты хочешь услышать?
— Фельдшер сказал, что знает, чем МЫ занимались, — сделал Ленар громкий акцент на местоимении, — Не ТЫ, а именно МЫ. Ты сдала ему нас обоих?
— Да, — озабоченно вздохнула она, рассматривая что-то невероятно интересное на потолке, — Я сдала ему нас обоих.
— Но почему? — прозвучал вопрос, полный оскорбленных интонаций.
— Я не знаю.
— Не на такой ответ я рассчитывал.
— А на какой? — решилась она посмотреть ему в глаза, — Какой ответ тебя бы устроил?
— Вообще-то никакой, — признался он, пожав плечами, — Я просто хотел надавить на твое чувство вины и посмотреть, какие звуки оно издаст.
— Я растерялась, — зазвучало ее чувство вины, — Фельдшер, можно сказать, поймал меня с поличным, и я решила, что не в том положении, чтобы врать ему. Он спросил, употребляла и я алкоголь, действительно ли я пронесла его на борт в обход таможенного контроля, и знаю ли я, что пить в межзвездном пространстве строго запрещено… Он задавал очевидные вопросы, ответы на которые и так уже знал, но я все равно отвечала и сама не заметила, как от нервов меня прорвало, и мой язык совсем развязался. Чем больше он спрашивал, тем сложнее становились вопросы, и тем подробнее я ему обо всем рассказывала. Не знаю, что со мной произошло, но, кажется, у меня в тот момент отказал фильтр между мозгом и языком. Не уверена, примешь ли ты это в качестве оправдания, но я в тот момент все еще была под градусом, и, возможно, вино ударило мне по голове сильнее, чем я рассчитывала.