Слабость Виктории Бергман. Трилогия
Шрифт:
Вы не помните, как их звали, этих лакеев? – Жанетт налила себе молока и пододвинула пакет гостье.
– Они сменяли друг друга, но самыми верными были Регина, Генриетта и Шарлотта. – Аннет налила молока в кофе, взяла ложечку, помешала.
– Помните фамилии?
– Дайте подумать. Генриетта Нордлунд и Шарлотта… – Аннетт отпила кофе и посмотрела в потолок. – Что-то простое. Ханссон, Ларссон или Карлссон. Нет, не помню.
– Остается Регина. Можете вспомнить фамилию? – Жанетт подалась вперед. Ей не хотелось
Не отрывая глаз от блокнота, Жанетт спросила как бы между прочим:
– Вы только что сказали, что Фредрика была настоящей свиньей. Почему?
Жанетт украдкой взглянула на гостью, пытаясь определить ее реакцию, но у Аннет на лице не дрогнул ни единый мускул. – Ничего особенного не вспомню, но они были злые. Все боялись оказаться объектом их шалостей.
– Шалостей? Мне кажется, это звучит не так уж серьезно. – Да, последние проделки и не были особо серьезными. Девочки перешли границу всего однажды.
– И что произошло?
– К нам поступили две-три новые девочки, не помню, как их звали. Их предполагалось унизить, все пошло кувырком, но подробностей я не знаю. – Аннет замолчала, посмотрела в окно, поправила волосы. – А почему вы вообще спрашиваете о Фредрике?
– Потому что она мертва. Ее убили, и нам надо выяснить обстоятельства ее жизни.
У Аннет сделался совершенно растерянный вид.
– Убили? Но это же отвратительно! Кто мог сотворить такое? – Глаза Аннет как будто застыли.
У Жанетт появилось сильнейшее чувство, что Аннет знает больше, чем притворяется, однако отпустила ее, задав еще несколько вопросов.
У ответившей ей женщины был усталый голос:
– Дом Седеров. Это Беатрис, я слушаю.
Жанетт показалось, что у женщины заплетается язык – как у пьяной или под действием сильных лекарств.
– Здравствуйте. Меня зовут Жанетт Чильберг, я хотела бы поговорить с Региной.
На том конце несколько секунд молчали, потом женщина снова заговорила:
– К сожалению, Регины нет, но, может быть, я смогу помочь? Что вы хотели спросить?
На заднем плане слышался шум работающего телевизора или радио, смешанный со звуком чего-то, что Жанетт определила как газонокосилку.
– Я уже сказала, что меня зовут Жанетт, я комиссар уголовной полиции Стокгольма. Мне нужно связаться с Региной. Когда она вернется?
– Регина отдыхает во Франции. Ей пришлось тяжело после несчастья с сыном… – Женщина шмыгнула носом, и Жанетт услышала, как она сморкается.
– Соболезную. Это случилось недавно?
– Да. Он… то есть Юнатан утонул… – Женщина сбилась. Жанетт ждала продолжения. – Но вы ведь не поэтому звоните? Что вы хотели?
Жанетт глубоко вдохнула и сказала:
– Вообще я хотела поговорить
– Да, конечно. Там учились все члены нашей семьи. Это прекрасная школа с благородными традициями.
– Да, это мне известно. – Жанетт понадеялась, что собеседница не расслышала ее неуместного сарказма. – Еще я слышала, что на третий год обучения Регины там произошло нечто не слишком приятное.
– И что же вы слышали?
У Жанетт появилось ощущение, что женщина собралась. – Об этом я и хотела поговорить с Региной, но, может быть, вы мне поможете?
– Думаю, вы имеете в виду случай с теми девочками? Где заводилой была Фредрика Грюневальд?
Да, именно его. Так что же там произошло?
– Совершенно отвратительный случай, нельзя было его замалчивать. Но, насколько я понимаю, отец Фредрики близко дружил с директором и к тому же был самым щедрым спонсором школы. Вот и все. – Беатрис Седер вздохнула. – Но вы ведь и так обо всем знаете?
– Разумеется, – соврала Жанетт, – но я все же хотела бы, чтобы вы рассказали мне, что там случилось. Если вы в состоянии, конечно. – Жанетт нагнулась и нажала кнопку диктофона.
Рассказ Беатрис Седер оказался рассказом об унижении. О том, как девочки-подростки, ведомые деспотичным лидером, подбили друг дружку на такое, чего поодиночке никогда бы не сделали. В первую неделю нового учебного года Фредрика Грюневальд и ее приспешницы велели трем девочкам пройти весьма неаппетитную церемонию посвящения новичков. Нарядившись в темные балахоны и самодельные поросячьи маски, они ввели новеньких в сарай и окатили ледяной водой.
– Против этого моя Регина ничего не имела, но то, что случилось потом, было полностью идеей Фредрики.
– А что случилось потом?
– Их заставили есть собачье дерьмо. – У Беатрис задрожал голос.
Жанетт ощутила пустоту внутри.
– Погодите-ка… Что вы сказали?
Несколько секунд было тихо.
– Помет. – Голос женщины окреп. – Мне дурно делается, когда я думаю об этом.
Одно-единственное слово полностью опустошило Жанетт. Она ощутила, как мозг становится на нижнюю отметку, обновляется и запускается по новой.
Собачье дерьмо. Об этом Шарлотта Сильверберг не упомянула ни словом. Но это, кажется, неудивительно.
– Расскажите дальше. Я слушаю.
– Да там не так уж много осталось. Две девочки упали в обморок, а третья ела, ее потом вырвало.
Беатрис Седер рассказывала, Жанетт с отвращением слушала.
Виктория Бергман, думала она. И две девочки, все еще безымянные.
– Во всем обвинили Фредрику Грюневальд, Генриетту Нордлунд и Шарлотту Ханссон вместе с моей Региной. – Беатрис глубоко вздохнула. – Но замешаны были и другие, и Регина не была заводилой.