Сладкая отрава
Шрифт:
Шум сводит с ума. Начинается сильная головная боль.
Под новые неистовые крики толпы из тех же дверей, откуда привели меня, демонстративно выводят Сноу. Публика сходит с ума. Бывшего президента привязывают к точно такому же столбу, как и мой, хотя это совершенно излишне. Ни ему, ни мне некуда бежать. Наши игры закончены.
Гремит военный марш, и перед публикой появляется Сойка-пересмешница.
Она действительно похожа на птицу-мстительницу. На Китнисс темно-синее, местами ближе к серому, платье в пол. На груди красуется знакомая брошь. На
Мой взгляд задерживается на теперь уже очевидном и будто специально подчеркнутом платьем животе Китнисс. Нашему малышу семь месяцев.
Сглатываю. Лучше не думать об этом. Все равно ничего не изменить.
На плече Сойки неизменный лук. Он смотрится нелепо в сочетании с очень женственным платьем и выделенным животом Китнисс, но, должно быть, на это и сделана ставка.
Глядя строго перед собой, не моргая, Китнисс проходит на подиум. Она стоит лицом ко мне, но даже не смотрит на меня. Я старательно всматриваюсь в нее. Бледная, изможденная. Уставшая.
Под приветственные крики, которые заглушаются новым громом марша, выходит Койн. Она выше, чем мне казалось, ее лицо не выражает ничего. Волосы уложены один к одному. Холодная, беспощадная. Властная.
Все камеры устремляются на Койн, и я вижу ее на больших экранах, установленных по периметру площади. Новый президент зачитывает список преступлений Кориолана Сноу – голос женщины ровный, торжественный, пропитанный сладким вкусом победы.
– Приговор – смертная казнь через расстрел, – заканчивает свою речь Койн.
Значит, Сноу решили убить первым?
Китнисс сохраняя все тоже бесстрастное выражение лица, тянет руку назад и достает стрелу. Устанавливает ее в лук, целится. Экраны любезно показывают Сноу. Бывший президент не теряет собственного достоинства. Его величественность остается при нем до последнего. В его глазах нет ничего – ни страха, ни раскаянья, ни гнева. Сноу спокойно смотрит вперед – на Китнисс, и даже не думает умолять о пощаде.
Секунда.
Я словно в замедленной съемке наблюдаю, как пальцы Китнисс отпускают тетиву.
Стрела летит вперед.
Я не слышу звука разрывающейся плоти Сноу.
Толпа молчит.
Экраны показывают, как вокруг его сердца расползается кровавое пятно.
Сойка-пересмешница не промахнулась.
Один из величайших правителей расстался с жизнью.
Ничего уже не вернуть.
Неожиданно начинает играть гимн Панема. Запоздало понимаю, что это традиция – хороший или плохой был президент, но на его похоронах всегда играет главная мелодия страны.
Внезапно ловлю на себе взгляд Китнисс, и звуки музыки затихают для меня. В ее глазах целая палитра чувств: сожаление, обида, решимость, жалость, печаль. Мне не нужны все эти оттенки, я хотел бы увидеть всего один: любовь. Ну, или
Минуты, когда мы смотрим друг другу в глаза утекают, как песок.
Наступает тишина, тело Сноу, оказывается, уже успели убрать, и я вновь слышу голос Койн. На этот раз она перечисляет мои действия, направленные против благополучия страны и ее жителей. Итог тот же, что и для Сноу:
– Приговор Пита Мелларка – смертная казнь.
Сойка-пересмешница выходит из ступора и начинает двигаться.
Стрела в ее руке.
Намеренно отведенный взгляд.
Натянутая тетива.
Глубокий вдох.
И резкий поворот налево.
За секунду по толпе пробегает шепоток, перерастающий в глухой гул.
Китнисс целится в Койн.
Я нервно сглатываю, лихорадочно соображая, что происходит. Сойка собирается убить и второго Президента? Для чего? Китнисс спасает меня?
Оглушительно громко звучит для меня ее голос, когда Китнисс начинает говорить:
– Я – Китнисс Мелларк, перед лицом каждого из присутствующих требую от тебя, Альма Койн, немедленной отмены смертного приговора для моего мужа. Мы заключили договор, и по условиям «Соглашения Сойки-пересмешницы» Пит Мелларк не может быть признан предателем, его жизнь не должна подвергаться опасности!
Я замечаю, как приходят в движение серые мундиры, и тут же перед глазами встает будущее, на которое себя обрекает Китнисс. Допросы, пытки, и такая же, как сейчас, публичная казнь. Я не могу этого допустить! Не могу позволить жене и матери моего ребенка умереть!
– Китнисс, не делай этого! – отчаянно выкрикиваю я, но девушка даже не дергается от моих слов.
Ее тело напряжено, стрела смотрит точно в цель – в сердце Койн.
– Вы совершаете опрометчивый шаг, солдат Эвердин! – произносит Койн. Ее голос звенит от ярости.
– Моя фамилия Мелларк! – чеканит Китнисс.
Воздух на площади пропитан напряжением, зрители застыли, раскрыв рты, и ожидают развязки невероятной выходки Сойки.
– Пожалуйста, Китнисс! – прошу я, но меня снова игнорируют.
– Советую еще раз подумать над своим поступком, – угрожает Койн. – Иначе придется арестовать вас!
– Я тоже настаиваю на выполнении «Соглашения Сойки», – громко говорит Одейр, делая шаг вперед.
Лицо Койн искажается от удивления и злости.
– Поддерживаю, – произносит Джоанна, выходя к Финнику.
– И я…
– Я тоже…
Все до единого Победители заявляют о своей солидарности с моей женой.
Это невероятно!
В толпе раздаются одиночные крики, которые постепенно переходят в общий рев. Мятежники поддерживают тех, кто сражался на Играх. Повстанцы поднимаются против своего лидера.
Люди снова встают под знамена Сойки-пересмешницы.
– Тихо! – приказывает Койн.
От спокойствия, которое она излучала в самом начале, не осталось и следа. Альма Койн пышет гневом и ненавистью, направленными целиком на не подчинившуюся Китнисс. Господи, что же ты наделала, Сойка?