Сладкая отрава
Шрифт:
Тихими шажками в палату входит Прим, и я сразу поднимаю на нее глаза.
– Почему он здесь? – спрашиваю я. Наверное, мой голос звучит обиженно, но так и есть: неужели во всей больнице не нашлось другой койки для Хоторна?
– Пит, тебя что-то не устраивает? – лилейным голосом спрашивает Прим. – Гейла подстрелили. Это, – она обводит руками вокруг, – больница. Где еще ему быть?
– Я не об этом, – упрямо повторяю я. – Почему мы в одной палате?
– Потому что за вами обоими присматриваю я. И это не обсуждается, –
Хоторн начинает хрипеть со своего места, и Прим, тут же забыв о нашей стычке, бросается к нему. Она отгибает простыню, наброшенную на него, и ощупывает пальцами живот вокруг раны.
– Привет, Прим, – бормочет Гейл. – Тебе идет эта шапочка.
Девушка, будто смутившись, поправляет головной убор и снова возвращается к лечению. Аккуратно освобождает Гейла от повязки, обрабатывает антисептиком ранение и дует на него, когда охотник морщится от боли.
Пока Примроуз занимается Хоторном, сам он пялится на меня. Я отвечаю таким же не особенно дружелюбным взглядом. Мы будто два быка, которые готовы драться до крови.
– Я смотрю, у тебя и самого в запасе девять жизней, – язвлю я, вспоминая, как Хоторн потешался над тем, что мне неоднократно удавалось избегать смерти.
– Ты же не надеялся, что я преставлюсь раньше тебя, оставив Китнисс без защиты? – с презрением отвечает он.
Я завожусь с пол оборота.
– Китнисс не понадобится твоя защита! – выкрикиваю я.
– Теперь-то уж точно нет! Молодец Койн, что упрятала тебя во Второй!.. Аййй!!.. – из горла Гейла рвется крик, переходящий в болезненный стон.
Похоже, наш спор пришелся Прим не по вкусу, и она не нашла другого способа прервать перебранку, кроме как плеснуть немного зеленки на рану Хоторну.
– Больно же! – ревет он, на что девушка, невинно хлопает ресницами.
– Питу тоже больно, – заявляет она.
Хотя мне не понятен смысл ее слов – вряд ли Прим имела в виду мои повреждения после драки и падения, – однако Гейл, похоже, понимает намек и замолкает, бросив на меня уничтожающий взгляд.
– В его случае, муки совести справедливы… – бурчит Хоторн. – Он, между прочим, мог и убить Китнисс, – произносит он громким шепотом.
Я пристыжено молчу. Охотник прав – я не понимал, что творю. Было время, когда я мечтал о смерти Сойки… С силой сжимаю челюсти: противно признавать, что я действительно был угрозой для Китнисс. А может, и сейчас ей остаюсь??
– Гейл, пожалуйста, – чуть мягче говорит Прим. – Мы ведь обсуждали это…
Против воли, но я злюсь. Теперь и у этих двоих секреты от меня!? Время течет, люди меняются, а я все равно, раз за разом, остаюсь не у дел. За моей спиной плетутся интриги, звучат шепотки и замалчиваются тайны.
– Ну, поделитесь тогда уж и со мной, что вы там
Прим и Гейл переглядываются, Хоторн начинает говорить первым.
– Твои мозги, Мелларк, они ведь до сих пор не в порядке? – ехидно уточняет охотник.
Примроуз хмурится.
– Гейл Хоторн! Если ты сейчас же не прекратишь нападать на моего пациента, я буду вынуждена залить твою рану кислотой, чтобы отвлечь от Пита, – заявляет она.
Мы оба удивленно смотрим на нее, а Гейл неловко ерзает на койке, словно старается отползти от девушки, все еще склонившейся над ним.
– Ты не сделаешь этого! – говорит Хоторн, но в его голосе угадываются сомнения.
– Ты слишком добрая для этого, – невольно вставляю я свои пять копеек, хотя я тоже ни в чем не уверен. За годы, что я не видел Примроуз, она сильно повзрослела: изменилась и внешне, и внутренне.
Девушка прикусывает губу и закатывает вверх глаза, будто всерьез размышляет над тем, совершить ли ей злодеяние над охотником. Мы с ним оба молчим – выжидаем. Наконец, Прим мило улыбается и хитро говорит:
– Пожалуй, да, я добрая, – сообщает она. – Но не перегибайте палку, а то могу начать мстить обоим.
И я, и Хоторн дружно киваем, соглашаясь не скандалить при ней, хотя исподтишка все-таки обмениваемся с ним хмурыми взглядами.
***
В больнице я торчу уже неделю и от общества Хоторна мне просто некуда деться: так или иначе, но нам приходится общаться. Прим упорно отказывается даже слышать о том, чтобы расселить нас в разные палаты. Говорит, что ей так удобнее присматривать за обоими, только вот мне кажется, ее планы куда коварнее, но от того и менее осуществимы – помирить меня и охотника. Я не знаю «что» должно произойти, чтобы мы перестали ненавидеть друг друга.
Хотя… Бывают времена, когда он меня не раздражает. В какой-то момент у меня даже возникает сумасшедшая мысль о том, что мы с Хоторном могли бы подружиться, если бы все сложилось иначе: не стой между нами Китнисс.
Я часто думаю о ней: лежа с переломом на больничной койке, кроме как размышлять о жизни – и делать-то больше нечего. В чем-то Хоторн прав: он защищает Китнисс. Каждый раз, когда меня не было рядом или когда я был опасен для нее, – все, что делал Гейл, это старался уберечь свою… любимую?
– Порой я не могу разобраться в своих воспоминаниях, – однажды вечером говорю я.
В палате полумрак, за окном дождь: один из тех моментов, когда хочется делиться сокровенным. Гейл поворачивает ко мне голову, показывая, что слушает, о чем я говорю.
– Еще до войны, – продолжаю я, – когда Сноу опаивал Китнисс отравой… Я позвал тебя, чтобы ты… – слова застревают на языке, но Хоторн молча ждет, пока я соберусь с духом. – Чтобы ты стал первым мужчиной Китнисс. Правда или ложь?
Я не смотрю на охотника. Мне неловко и… страшно.