Сладкий роман

Бояджиева Мила

– Микки, - тихо позвала я, коснувшись детского завитка на его виске. Хочешь, я поведу машину?

– Поцелуй меня...
– прошептал он, не повернув головы.

Я прикоснулась губами к уху, шее под ним, скользя по колючей щеке к носу и испуганно вскрикнула, охваченная кольцом его рук.

– Пожалуйста, не оставляй меня. Ни на минуту не оставляй... Я никогда так не боялся, Дикси...

Я зажала его рот губами и мы провалились в другое измерение, отгоняя сопутствующий счастью страх потерь...

Есть две категории полицейских - покровителей и преследователей влюбленных. Этот оказался из первой.

Деликатным покашливанием вернув нас к реальности, он рассмотрел права Майкла и со значением козырнул, возвращая их. А затем подробно объяснил мне дорогу. Отъезжая, я видела в зеркальце, как он сгреб затылок, сдвинув на лоб фуражку - ну и озадачили мы его: русский за рулем новенького "мерса" в компании французской красотки, катит в бывшую баронскую усадьбу, спутав начисто направление.

В доме хозяев ждали. У ворот навытяжку, руку под козырек, встречал машину начальник охраны, а у парадных дверей замка стоял Рудольф в праздничном мундире. Было около семи часов вечера и солнце едва сдерживалось, чтобы не скрыться за холмы, одарив нас последними лучами. Я окинула взглядом знакомый пейзаж, отметив перемены: лужайки пострижены, на клумбах пышно цветут малиново-розовые кусты бегоний, лестницы очищены от бурьяна, а по лесам, покрывавшим холмы прошлось дыхание осени, оставив тут и там желто-бурые мазки.

– Смотри, какой странный закат... Словно солнце прячут в черный ящик, - сказал Майкл, встав рядом.
– А оно сопротивляется, приветствуя нас.

Темная, тяжелая туча, распластавшаяся над горизонтом, давила солнце, стремясь загнать за верхушки холмов. И в последний прощальный момент оно послало отгоревшему дню пучок ярких, протянутых нам лучей. Золотые полосы веером лежали на сизой туче, пронизывая воздух каким-то ненастоящим, театральным светом.

– Как на картинке, - деликатно заметил Рудольф.
– Извольте следовать в большую столовую, ужин ждет. Багаж поднят в комнаты хозяев.

Мы переглянулись, - неужто и впрямь безумие продолжается?

В нарядном зале с четырьмя высокими окнами преобладали винно-вишневые тона. Шелковые обои, бархатные шторы и обивка мебели, очевидно, недавно обновлялись, сохранив изначально заданный стиль. Стол под белой скатертью длиной не менее трех метров накрыт на две персоны. Искрящиеся серебром и хрусталем приборы возвышались на противоположных концах вытянутого прямоугольника, по центру которого шла соединительная линия из вазонов с гранатовыми георгинами и пятисвечными подсвечниками. Прямо над столом насквозь играла алмазным сиянием тяжелая гроздь люстры.

Майкл остановился в дверях, растерянно оглядев парадное великолепие своей столовой.

– Пожалуй, мне стоит переодеться, - наконец заметил он.

– Мне тоже. Только придется попросить радиотелефон, чтобы хоть как-то переговариваться во время трапезы.

...Я заняла комнату, уже знакомую по предыдущему визиту. Майклу были отведены апартаменты рядом. Мы чинно разошлись по своим покоям, обменявшись за спиной Рудольфа тоскливыми взглядами.

Я раскрыла дорожную сумку. Собственно, кроме ночного белья, плаща и нарядной блузки, у меня ничего не было. Но блузка претендовала на многое. Возможно, она взяла бы на себя смелость заменить вечернее платье в шикарном ресторане, если бы представилась такая необходимость. Черный обтягивающий бархат закрывал

левую руку и плечо, оставляя праву часть обнаженной. Игривая асимметрия, намекающая на незавершенность процесса раздевания. Правда, моя узкая юбка из плотной шерсти не очень подходила к верху, но не будем же мы, право, танцевать...

Расчесывая волосы и подкрашивая губы, я избегала смотреть в глаза своему отражению - так же, как и Майкл, я боялась потерять вселившееся в меня безумие.

В столовой незнакомый стройный официант суетился над нашими приборами, переставляя их в центр стола.

– Благодарю, вы очень любезны, - двинулась я к фрачной спине и остолбенела, - из "декора" крахмальной белой рубашки и фрачной пары с надлежащими деталями атласного жилета и белой "бабочки", на меня смотрело лицо Майкла. Сумасшедшего Микки. До смешного, до хохота, до спазмов в животе мне нравилось это носатое лицо в живописных бронзовых кудрях, эти дрогнувшие и замершие губы и глаза! У Микки были каштановые глаза увидавшего свою хозяйку сеттера.

– Да что с тобой?
– усадив меня на диван, Майкл принес стакан воды, а я все не могла остановиться, хохоча и утирая слезы.
– Это мой концертный фрак... Я всегда так одеваюсь... К американским гастролям сшил новый...

– Во-волосы!
– не унималась я, пытаясь взъерошить аккуратную укладку.
– Ты похож на Дастина Хоффмана в фильме "Тутси", когда он изображает даму!

– Отличный малый, я видел этот фильм. Но ты же сама запретила стричься. А я расчесал их мокрой расческой.

– Глупый, глупый, сумасшедший, дурной, невозможный Микки.
– Я крепко держала его за уши.
– Я обожаю твои невероятные локоны (я чмокнула его в лоб), твои преданные глаза (чмокнула в глаза), твой умный нос и... (Майкл подставил губы, но я ухитрилась попасть в "бабочку") - и все твое фрачное великолепие!..

Рудольф, по-видимому, все это время стоявший за дверью, вошел сразу после моей финальной реплики, как лакей в хорошо отрепетированной сцене с объявлением: "Кушать подано!".

Милый старик, он собирался прислуживать нам, представив бутылки вина сказочной коллекционной ценности, хранимые старым бароном для особо торжественных случаев. Наш случай был именно таким и мы поспешили продегустировать напитки, путаясь в тостах и ролях. Как это, действительно, понимать? Хозяева поместья, мужчина и женщина, сидят рядом, словно под электродугой, боясь прикоснуться друг к другу и рассеянно ковыряя предлагаемые блюда. Проще было бы, действительно, разместиться по концам стола, перебрасываться любезными репликами и, позевывая, делать вид, что мечтаешь о сне.

– Рудольф, мы благодарны вам за внимание. Поверьте, мы сделаем все от нас зависящее, чтобы этот дом процветал...
– дипломатично начала я, но заметив искру иронии в глазах старика, тут же добавила.
– Вы можете быть свободны до завтра.

Дворецкий положил на стол связку ключей, снабженных костяными табличками.

– Здесь указаны названия всех жилых комнат. Дубликаты хранятся только у меня, как и ключи от остальных помещений...В котором часу подавать завтрак?

– Мы завтракаем просто - кофе, тосты. Я предупрежу вас, как только проснусь. Пока ещё рано говорить о четком распорядке дня, - продолжала я роль хозяйки.
– Все определится чуть позже.