Сладкий роман

Бояджиева Мила

– Дикси! Какое счастье - ты дома!
– голос Майкла звучал бодро и совсем близко.

– Ты понимаешь, что сейчас ночь? Что случилось? Не молчи!

– Ночь?.. Ох, я полный кретин! Прости мы здесь немного отметили концерт и я рванул к телефону. Мы гастролируем в Нью-Йорке.

В его интонациях было что-то незнакомое.

– Господин Артемьев, это вы?
– удивилась я.
– Это американский акцент или некая развязность?

– И то, и другое! Я жутко разбогател - получил гонорар и все необходимые документы для оформления наследства.

– А я уже вступила во владение Вальдбрунном и даже провела встречу с прислугой.

– Поздравляю! Теперь придется как-то представить

хозяина, уж извини.

– И ещё одну хозяйку. Ты приедешь с Наташей?

– Для начала явлюсь один. Совсем скоро - уже заказан билет на поезд. Буду в Вене четвертого сентября. Ты случайно не собираешься в это время посетить имение?

– Ах, жаль... Боюсь, у меня как раз начнутся съемки в Америке. То есть, мы с тобой поменяемся местами в пространстве.

– Поменяемся местами...
– Голос Майкла поблек и отодвинулся, будто расстояние, которое только что было курьезной условностью, стало физической величиной.

– Мне, видимо, не придется часто навещать поместье. Собираюсь целиком врубиться в работу. И вообще... чувствуй себя там хозяином.

– Но нам же надо увидеться! Мы же ничего не решили! Нам необходимо поговорить...
– Кричал он из дальнего далека. Напрасно:

истончившись, связь окончательно прервалась. В трубке зачастили короткие гудки. А я сидела, вопросительно глядя на аппарат и понимая, что снова должна вцепиться в спасательный круг определенности. Едва спущенное на воду крепенькое судно моего нового будущего дало течь. В груди заныло, а роль Кристи показалась глупой. Господи, почему я никогда не знаю, чего хочу? Прав Чак - так далеко не уедешь. Прав Майкл - детство затянулось, Дикси. Непосредственно переходя в старческий маразм. Чего же я все-таки в этой жизни не ухватила, отчего жадничаю, стараясь заполучить все разом?

– Ал, милый, - позвала я в отчаянии, торопясь заглушить ещё звенящий в ушах голос Майкла. Он сразу открыл глаза.

Мгновение растерянности и теплая радость. Ал сгребает меня в охапку и прижимает к груди.

– Ты почему бродишь голая ночью, а? Совершенно обнаженная и одинокая это никак нельзя допустить!

– Постой, Алан. Скажи честно... Фу, глупость какая... Скажи...
– я высвободилась из объятий и убрала с его лба жесткие вихры, - ты любишь меня?

Он фыркнул и постучал по моему лбу указательным пальцем:

– Подумай хорошенько, детка, ты можешь назвать хоть одного большого художника, который в моем возрасте и столь блистательном финансовом положении стал бы жениться без любви?

ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ

Прогулки над лунным садом

ЗАПИСКИ Доверчивой Дряни.

СЧАСТЛИВОЕ БЕЗУМИЕ

Мы завтракали на кухне совсем по-семейному. В открытое окно залетали всхлипы шарманки. Перепуганная оса упорно атаковала ситцевую штору, на балконе верхнего этажа ворковали голуби. Наверно, все так и было в бабушкином доме полвека назад - изразцы с клубничными веточками на стене, клетчатые занавески, запах яичницы и кофе, покой определенности.

Я побранила Ала за пятно томатного соуса на свежей скатерти и сказала ему "да".

Он уехал в Голливуд, чтобы приступить к раскрутке нового фильма. Я должна была вылететь туда по первому зову, дабы сочетаться браком и подписать контракт на главную роль. А весной мы решили устроить грандиозную европейскую свадьбу в отреставрированном имении.

Свадебное платье я должна была привезти, естественно, из Парижа и кое-какие дамские штучки тоже. Приятно прогуляться по лучшим домам моды этого затейливого городка, выбирая все, что приглянется. С уверенностью в кредитоспособности своей невесомой банковской карточки и намерениями блистать в самом звездном голливудском кругу. Коктейли, рауты, экзотические пляжные

презентации, приемы на яхтах, деловые встречи, путешествия на горные курорты - все это требовало соответствующего оформления для супруги мистера Герта. Я тщательно готовилась к исполнения увлекательной роли, и вступить в новую полосу своей жизни решила с раздачи долгов. Еще в Москве мне стало стыдно за редкие визиты к могилам близких и я дала себе слово наверстать упущенное.

Парижское кладбище нисколько не похоже на московское. Тут существуют экскурсоводы, консультанты, сторожа и мало кому приходит в голову унести с надгробия венок или устроить в кустах дружескую пирушку. А у массивных ворот с золоченым скорбящим Ангелом в мраморной нише маленькие магазинчики торгуют цветами и различными принадлежностями кладбищенских ритуалов свечами в фонариках, лентами, крестами и образками на любой вкус. Была здесь, правда, и юродивая старуха, собиравшая милостыню в жестяную кружку с ликом Христа, и толстый подросток со скрипкой под розовой мягкой щекой. Глаза опущены долу, сальные пряди темных волос падают на лоб, нижняя губа старательно прикушена крупными зубами. Кажется, это был "Реквием" Верди, и я положила монеты в чашу для пожертвований у его косолапых ног.

Наше семейное захоронение всегда в порядке в соответствии с вносимой два раза в год платой. Дед, мама и бабушка. Маргарет похоронена в Швейцарии вместе с мужем, там же покоится урна с прахом моего отца.

Я ставлю печальный букет терракотовых остролистных хризантем над "Вечным покоем", вытесненным на вазоне золочеными буквами, а потом докладываю мысленно о благотворных переменах в своей жизни. О том, что угомонилась, собираюсь стать замужней дамой и, наверно, завести бэби. Еще объясняю про Клавдию и её нежданный подарок. А также о том, что они ушедшие, уже, конечно поняли сами, собравшись вместе и разрешив миром никчемные земные распри. Хотелось бы в это верить, как и ещё во многое, заведомо невероятное, типа бессмертия души или торжества справедливости...

...Все уже было готово к отъезду: в огромной коробке ждало своего часа феерическое подвенечное платье от Нино Риччи, два объемных новеньких чемодана забиты шикарными, старательно подобранными шмотками и подарками жениху.

– Встречаю тебя шестого! Шестого сентября - не перепутай, детка... Это воскресенье. Я устрою тебе царский прием.
– Чересчур громко кричал в телефон Ал, словно напуганный разделявшим нас расстоянием.
– Лос-Анджелес большая деревня и уже полсотни друзей мечтают увидеть мою Дикарку. Умоляю, будь осторожней, не успокоюсь, пока не заполучу тебя прямо в руки. ...Значит, шестого.

Четвертого сентября на Восточном вокзале австрийской столицы я ждала поезд "Москва-Рим", к которому, как сообщили в справочной, цеплялся венский вагон. Я ни о чем не думала, просто стояла у бетонного столба, поддерживающего перекрытия над перроном и слушала объявления о прибытии поездов. Московский запаздывал.

Когда к перрону начал медленно подкатывать электропоезд, волоча короткий состав, у меня задрожали колени. В одну секунду я ощутила тупое смятение русской Карениной, осознавшей вдруг, вот перед такими рельсами с надвигающейся металлической громадой, что понять уже ничего не придется, как не придется отыскать виновных и принять правильное решение. Надо просто действовать так, как предопределил себе заранее. Поэтому я не сбежала, а лишь прижалась спиной к прохладному бетону, уставившись на выходящих из поезда пассажиров. Выходили транзитные - покурить и оглядеться. Людей, приехавших в Вену, почти не было. Восточного вида парни протащили тележки с грандиозным багажом, дама, пылко встреченная другой, очень похожей на неё дамой, вынесла в большой клетке лохматого кота.