След механической обезьяны
Шрифт:
– Вот и хорошо, спокойной ночи! – Протасов развернулся и вышел из комнаты.
– Спокойной ночи! – сказал ему в спину Фома Фомич.
Но прежде чем закрыть дверь, фабрикант, уже стоя в коридоре, добавил:
– А дядю Евсея вы не слушайте, он вам еще не такого понарассказывает. Я у него здесь главный злодей, всех хочу убить, против всех замышляю…
Начальник сыскной едва заметно улыбнулся: «Значит, все-таки Савва Афиногенович подслушивал под дверью комнаты дяди. И это неспроста, что-то бередит душу промышленника, чего-то он боится…» Вслух Фома Фомич проговорил:
– Старый
– Да, старость не радость! Может, в его годы и мы с вами будем такими же.
Протасов закрыл за собой дверь.
Глава 11. Беспокойная ночь в доме Протасовых
Начальник сыскной остался один в комнате. Осмотрелся. Прошелся от стены к стене. Заглянул в платяной шкаф – пусто. Попробовал, насколько пружиниста кровать. Остался доволен.
Фому Фомича не оставляла мысль: какие все-таки цели преследовал хозяин дома, когда пришел в сыскную? Действительно ли он хотел, чтобы кто-то знающий разобрался в происходящем, или ему нужно было, чтобы полицейский остался на ночь в доме? Вопросы, которые фон Шпинне еще недавно задавал фабриканту, теперь повторял сам себе. Все получалось не в пользу хозяина. Подозрения, что это он заводит обезьяну, не рассеялись, а напротив – усилились. И полицейский в доме нужен вовсе не для того, чтобы кого-то напугать. Но для чего же? Мозг фон Шпинне работал быстро. Вскоре у него появилось довольно спорное и довольно страшное предположение: а что, если Протасов действительно задумал с помощью обезьяны убить свою жену Арину Игнатьевну и для этого пригласил начальника сыскной на место преступления? Лучшего свидетеля и придумать нельзя. Да и кто после всего этого станет подозревать самого фабриканта?
Фома Фомич снял пиджак, расстегнул пуговицы на жилете и сел на кровать. Он не собирался ночным дозором ходить по темным коридорам протасовского дома. Его желание было простым – лечь и поспать. Сон – это лучшее, что может дать человеку природа. Глядя на хорошо взбитую подушку в белой словно снег наволочке, начальник сыскной почувствовал, как мелкими щекочущими шажками подступает дремота. Глаза закрылись, подбородок оттянулся, полковник широко и смачно зевнул. И в этот момент в дверь комнаты осторожно постучали.
– Да! – подавляя второй зевок, крикнул фон Шпинне.
Дверь открылась, и в комнату под шелест платья вошла одна из приживалок, смуглая и длинноносая Руфина Яковлевна. Фома Фомич встал ей навстречу.
– Я прошу прощения! – Она затеребила в руках платок. – Мне не стоило сюда приходить, но меня заставили чрезвычайные обстоятельства…
– Вы позволите, я прикрою дверь? – спросил тихо начальник сыскной.
– Нет! – поспешно воскликнула поздняя гостья и сделала шаг назад.
– Но нас могут подслушать. Ведь вы пришли не просто так, а сообщить мне что-то очень важное, я вижу по вашим глазам…
– Да, но находиться один на один с мужчиной в комнате при закрытой двери… Как к этому отнесутся другие?
– Кто другие? Вы кому-то сказали, что пошли ко мне?
– Да! А что, не нужно было? – Руфина Яковлевна смотрела на фон Шпинне обреченно, точно уже ничего нельзя было поправить. От этого взгляда начальнику
– Кому вы рассказали?
– Вернее, я никому не рассказывала, но…
– Что «но»?
– Мы…
– Кто это «мы»?
– Я, Пелагея Семеновна и Мария Потаповна решили вам кое-что поведать…
– И жребий идти ко мне пал на вас?
– Нет, я сама изъявила желание прийти в эту комнату.
– Вы пришли ко мне, насколько я смог понять, с секретной миссией? – приглушенно спросил начальник сыскной.
– Да! Рискуя своей репутацией!
– И вы полагаете, секретную миссию можно осуществить с широко распахнутой дверью? – Фон Шпинне, казалось, не обратил на слова приживалки о репутации никакого внимания.
– А разве нет?
– Нет. За вами могли следить, возможно, кто-то сейчас стоит в коридоре в какой-нибудь темной нише. Только и ждет, когда вы покинете мою комнату, чтобы наброситься на вас! – Начальник сыскной сказал это с жаром, его слова напугали Руфину Яковлевну.
– Вы… так… думаете? – делая большие паузы, спросила она и поспешно выглянула в коридор.
– Я знаю это наверняка, потому что служу в полиции всю свою жизнь!
– И как же нам быть? – Приживалка завертелась на месте. Ее платье ужасно шуршало, каблуки отбивали дробь, казалось, она поднимает шум специально, чтобы привлечь чье-то внимание. Это не смутило полковника. Он продолжал настаивать на своем.
– Нужно закрыть дверь, чтобы никто, ни один шпион не смог услышать. Понимаете?
– Понимаю! – кивнула она и тут же, спохватившись, добавила: – Но я против!
– Тогда ничем не смогу вам помочь. Идите к себе, завтра утром мы с вами поговорим, и вы в присутствии ваших подруг все мне расскажете! – заключил фон Шпинне и направился к двери, как бы указывая приживалке, в какую сторону уходить.
– Но я не могу ждать до завтра! – почти рыдая, проговорила Руфина Яковлевна.
– Почему? – Начальник сыскной чувствовал, как его покидает терпение.
– Потому что страшное может случиться уже сегодня ночью! Понимаете? Уже сегодня ночью! – Она таращила глаза на фон Шпинне и трясла белым платком, словно сумасшедший парламентер.
– Ну что же, рассказывайте с открытой дверью, пусть нас все слушают! По крайней мере, все будут уверены в том, что мы здесь не занимаемся чем-то предосудительным!
– Предосудительным? – Приживалка густо покраснела, это было заметно даже несмотря на смуглость ее лица. – Что вы имеете в виду, когда говорите такие слова? И разве можно это говорить дамам?
Последняя фраза, о дамах, заставила начальника сыскной окончательно потерять терпение. Стараясь быть как можно более галантным, он, извинившись, взял Руфину Яковлевну за плечи, быстро развернул и мягко, но настойчиво, вытолкал из комнаты.
– Спокойной ночи! – сказал и захлопнул дверь.
Вернулся к кровати, взгляд его снова упал на подушку. Он зевнул и принялся раздеваться, но не успел снять жилет, как в дверь постучали. На этот раз настойчиво и громко.
– Я уже разделся! Спокойной ночи, Руфина Яковлевна.