След сломанного крыла
Шрифт:
Я смотрю на нее во все глаза, уверенная, что она шутит.
— Триша?..
Она не отвечает, и я хватаю ее за плечо и разворачиваю лицом к себе. Сестра снова отворачивается и смотрит на ряды бутылок за стойкой. Только по ее глубокому вздоху я понимаю, что она говорит правду.
— Но почему? — спрашиваю я в полнейшем шоке. Она была единственной среди нас, у кого, казалось, жизнь сложилась удачно. Единственной, чей компас показывал верный путь.
— Без причины.
Нас прерывает хорошо одетый мужчина лет сорока пяти. Он садится на стул рядом с Тришей. У него
— Добрый вечер. Меня зовут Зак.
— Мы заняты! — отвечаю я так резко, как только могу.
— Как нелюбезно! — упрекает меня сестра. Она протягивает ему руку, и он пожимает ее. — Я — Триша. А вы кто?
— Зак, — напоминаю я ей.
— Могу я что-нибудь заказать дамам? — спрашивает Зак, не сводя глаз с Триши. По-видимому, он хочет попытать счастья у той, что более пьяна. — Что вы будете пить?
— Я буду пить то же, что и вы, — решает Триша. — Бармен!
Она пытается щелкнуть пальцами, но у нее не выходит.
Моя сестра не только пьяна, но и невежлива. Как только нашему приятелю Заку удается привлечь внимание бармена и заказать нам выпивку, я склоняюсь к нему за ее спиной:
— Послушайте, Зак, благодарю за угощение, но сегодня неподходящий вечер.
— Вы должны извинить мою сестру, — Триша толкает меня обратно на стул и приглаживает волосы. Ее попытка флиртовать показалась бы мне смешной, если бы все не было так печально. — Она только что приехала издалека, очень издалека. Она еще не знает, как надо вести себя в баре.
— В самом деле? — осведомляется Зак, притворяясь заинтересованным. — Где же вы были?
— В Нью-Йорке, — я пытаюсь дотянуться до бокала раньше Триши. Она оказывается проворнее и приканчивает его в два глотка. На глаза у нее наворачиваются слезы. Я даже рада, что Трише больно. Может быть, она прекратит свои выходки и расскажет, что у нее произошло. — Это действительно огромный город, представляете?
Если Зак и уловил мой сарказм, он этого не показывает:
— Я был там недолго по работе. Я занимаюсь продажами.
Я собираюсь сказать, что не спрашивала об этом, но это лишь привело бы к продолжению бесполезного разговора. Вместо этого я беру кошелек и расплачиваюсь за два напитка, которые он только что взял для нас. Свой нетронутый бокал я подвигаю к нему:
— Выпейте за меня. Счастливо оставаться, — взяв Тришу за руку, я тяну ее прочь. — А я лучше отведу сестру домой.
— Я не хочу домой, — стонет Триша. Она смотрит на меня затуманенным взглядом. — Эрик…
— Эрик? — переспрашивает Зак.
— Эрик — ее муж, отсюда и кольцо у нее на пальце. Вы его видели, когда усаживались рядом. По-видимому, он только что ушел от нее, поэтому она и старается утопить горе в вине. Это не имеет к вам никакого отношения. Но вот что имеет: ни моя сестра, ни я сегодня вечером не будем спать с вами. Она — потому что напилась в стельку и ее всю ночь будет тошнить, а я — потому что совершенно не заинтересована в вас. Без обид.
Слава небесам,
— Ты знаешь, он не вернется, — Триша опускает голову, в ее глазах блестят слезы. — Он упаковал вещи.
— Почему он ушел? — я выезжаю на шоссе, ведущее к холмам Саратоги, где живет Триша. — Сдается, вы, ребята, оба виноваты, — Триша не отвечает, и я отвожу взгляд от дороги, чтобы посмотреть на нее. Она уставилась в пространство, глядя в ветровое стекло. — Эй, послушай! — я слегка сжимаю ее руку: — Поговори со мной. Что случилось?
— Ты хочешь детей? — спрашивает она.
— Детей? — такого вопроса я не ожидала. Я никогда не позволяла себе мечтать о детях. Мне нравились детишки, с которыми приходилось встречаться за годы моих скитаний. Я поняла, что во всем мире дети имеют одно общее свойство — они хотят жить весело. Меня удивляло, как далеко они готовы зайти ради игры или возможности над кем-нибудь подшутить. В Конго я видела юношей и девушек, которых готовили к боевым действиям. Они обращались с огнестрельным оружием, как с картонными мечами, и смеялись, забыв, что именно держат в руках. — Я не знаю.
— Ты не знаешь? — передразнивает меня Триша. — Все знают, — говорит она, держась за ручку двери, хотя я еду медленнее дозволенной скорости. — Дети — источник счастья, счастья с начала и до конца, — под воздействием алкоголя она говорит громче обычного, но внезапно ее тон понижается: — Но сперва нужно обзавестись мужем. Или женой, — она оглядывает меня с головы до ног: — Тебе весело?
— Нет, — отвечаю я тихо. — Мне не весело.
— Я вот о чем думаю: никогда не видела рядом с тобой мужчины, — она погружается в раздумья, явно пытаясь вспомнить, приводила ли я хотя бы раз домой парня и упоминала ли о свиданиях. — Вау! — говорит она. — Ты что, девственница?
В индийских семьях секс не обсуждается. На само это слово, как если бы оно было грязным, наложено табу. Узнав, что у меня начались месячные, мама огорченно опустила голову и тихонько сказала, что должна сказать об этом папе. Я не понимала, зачем говорить ему о том, что происходит в моем теле. Мы с сестрами следовали маминому примеру и никогда не употребляли слова «секс». И у нас не было причин обсуждать его смысл и вообще поднимать эту тему, поскольку нам не разрешали встречаться с мальчиками.
— Нет, Триша, я не девственница, — я отгоняю от себя неприятное чувство, страх снова завладевает мной. Мой секрет не раскроют, успокаиваю я себя. — Но мы говорим не обо мне. Почему Эрик ушел?
— Из-за детей, — отвечает она, к счастью, забыв о моей половой жизни. — Он хочет детей.
— А ты разве не хочешь? — я все еще помню, как она играла со своими Барби и Кеном. Каждый вечер она устраивала им свадьбу, а потом у них появлялись дети. Единственный вид счастья, который ей был знаком.