Следователь по особо важным делам

Безуглов Анатолий Алексеевич

Пойдём дальше. Для чего и почему супруги составили письмо? Залесская — взрослый человек. Чтобы подбить её написать такой документ, нужны серьёзные основания.

А может быть, это была игра?

Настораживал один штрих: письмо опиралось на материал, имеющий сходство или бывший в действительности, — отношения Ани с Ильиным, а может быть, с другим мужчиной. Это делало его правдоподобным. Это правдоподобие для чего-то было нужно.

Если бы Залесская хотела покончить с собой, вряд ли прибегла бы к помощи мужа, чтобы получше сочини

гь последнее послание к… нему же. Никакой логики.

Для чего же его писали? Кому это было на руку? Залесскому?

Я ещё и ещё раз перебирал возможные мотивы, которые могли толкнуть его на убийство. Обоснованных не находил. А с другой стороны, трудно до конца познать человека, догадаться, что у него на уме, в душе.

Если оставить вопрос о поводе, в этой ситуации убийцей мог быть и Залесский. Но у него алиби. А вот насколько оно бесспорно, я так и не знал.

Один сомнительный момент: он разбудил среди ночи хозяйку Станислава Матюшину. Так и хочется думать — обеспечивал свидетеля. Но это тоже только подозрение. Прямыми уликами того, что он побывал ночью на месте преступления, следствие не располагало.

Возможен и такой случай: если о существовании письма знал Залесский, почему не знать об этом ещё кому-нибудь? Тому же Коломойцеву. Или третьему лицу. Ведь этот человек просто-напросто мог присутствовать при написании…

Да, очень важный момент. Надо выяснить, когда было написано письмо. Если задолго до убийства, то оно могло случайно попасть в руки кому-нибудь из гостей Залесских.

Бывали —у них многие. В доме нередко устраивались пирушки.

В который раз я перебирал в голове людей, которые вращались около Залесских, имели с ними знакомство, близкое или случайное. Искал мотивы, по которым тот или иной пошёл бы на преступление. И проворочался в постели до тех пор, пока не начала светлеть полоска между шторами на окнах.

Наскоро позавтракав в гостиничном буфете, я отправился в отдел внутренних дел района, где проживал Залесский. Я решил так: доставить его в прокуратуру в сопровождении работника милиции. А после допроса тут же поехать к Залесскому домой, произвести обыск.

Участковому инспектору были даны соответствующие указания-обеспечить понятых и так далее.

Затем меня на дежурной машине отвезли в прокуратуру. Прокурор города распорядился выделить мне кабинет для допросов.

До встречи с Залесским оставалось ещё с полчаса.

Я связался с Североозерским РОВДом. К счастью, Ищенко оказалась там.

— Добрый день, Игорь Андреевич, — обрадованно поздоровалась Серафима Карповна.

— У нас утро…

— Да, да… А я вас разыскиваю, Игорь Андреевич, звонила в Москву. В отношении вашего задания. Кое-что выяснилось. Во-первых, на почту от Залесского никому никакой корреспонденции после вашего отъезда не поступало.

Во-вторых, восьмого июля, в день убийства, из знакомых Залесских в совхоз приезжали два человека. Корреспондент районной газеты Шапошников. Он пробыл

в Крылатом два дня.

— У кого он останавливался?

— Где и вы, в совхозной гостинице… Второй — Генрих…

— Пожалуйста, подробнее об этом.

— Генриха в день гибели Залесской подвёз в Крылатое водитель Североозерского молокозавода Улзытуев. Он узнал Генриха по фотороботу… Подвёз часов в десять вечера.

Говорит, «коробейник» дал ему за это зажигалку и три рубля.

— Специально попросил поехать в совхоз «Маяк»?

— Нет. Ему было по пути.

— А обратно?

— Когда и с кем Генрих уехал из Крылатого, установить пока не удалось.

Я поблагодарил Ищенко за важные сведения. Она записала мой гостиничный телефон и телефон Одесской прокуратуры.

Минут через двадцать после разговора с Серафимой Карловной появился Залесский в сопровождении старшины милиции.

Высокий, средней длины волосы, модные усы-кончики опущены чуть ниже уголков губ, короткая дублёнка, джинсы.

— Следователь по особо важным делам при прокуратуре РСФСР Чикуров, — представился я. — Игорь Андреевич.

— Очень приятно. — Залесский огляделся, на какой стул сесть. Он старался держаться с достоинством.

— Вы разденьтесь…

Я давал понять, что разговор будет долгим. Не знаю, понял ли он меня должным образом, однако нашёлся, что ответить:

— Топят у вас хорошо.

Залесский повесил дублёнку на нелепую круглую деревянную вешалку в углу кабинета, которая тут же скособочилась.

Проведя обеими руками по волосам, сел на стул напротив меня.

— Паспорт, пожалуйста, — попросил я.

— Вот. — Он достал паспорт из заднего кармана джинсов. Тонкой вязки свитер с воротником под шею облегал его стройный торс.

Вообще-то внешне он был симпатичен. Внимательные темно-серые глаза, правильные черты. Правда, мне показалось, что рот у него чуть-чуть несимметричен. А может, просто неправильно подстрижены усы.

Пока я заполнял бланк протокола допроса, Залесскии рассматривал свои руки.

— Ну, Валерий Георгиевич, давайте побеседуем, — сказал я, закончив писать.

— Я готов, — откликнулся он спокойно.

— Вы уже давали показания. И не раз. Я их читал.

Не будем перемалывать известное. — Залесскии согласно кивнул. — Вот что я хочу спросить. Как вы с Аней писали так называемое предсмертное письмо?

— То есть… Простите, я не понял… — вскинул он на меня удивлённый взгляд.

— Что тут непонятного: я спрашиваю, как вы писали с Аней так называемое предсмертное письмо: сначала сами набросали и она переписала или диктовали?

— Ну… Что… что вы такое? Я не… — от неожиданности он чуть ли не заикался. — Это же её письмо перед смертью!

При чем здесь я? Потому и предсмертное, что пишет человек, который объясняет причину и так далее-.

Я молчал. Ждал, пока он выговорится. Залесскии остановился. И, видя, что я продолжаю молчать, добавил: