Следствие по-русски 2
Шрифт:
— У меня и так терпение на пределе, — с угрозой предупредил он. — Вы нам помогли. Я вам благодарен. Зачем портить отношения? И из-за кого?! Из-за них? Вы ведь сейчас сами себя рядом с ними поставили, вы хоть это понимаете?
— Между вами, — невинно поправил я. — Мы на одинаковом расстоянии между ними и тобой. Такие вот дела… Игорь Викторович, я ведь его знаю, он упрямый — не уступит. Неужели тебе эти двое так уж нужны? Они и без того понесут наказание, к чему тебе лишнее дело на себя вешать? А так ты… это… благое
— Я тоже, — хмуро сообщил Баранов. — Это у вас блажь в голову ударила. Какая милиция? Вы о чем говорите? Это меня обокрали! Меня предали! Меня подставили!
— Дело к рассвету идет, — напомнил я, показывая на сереющее небо за окном. — Никуда они не денутся, не волнуйся. Получат все, что заслужили. А вот если выкрутятся, все отрицать начнут, адвокатов и суд умаслят и на свободу «чистыми» выйдут, вот тогда все в ваших руках.
— Нет, нет, нет! — запротестовал вцепившийся в рукав иерея Крутин. — Чистосердечно, все, как на духу, как на исповеди…
— Тьфу! — сплюнул Баранов. — Слизняки тошнотворные! И за таких вот вступаться? Уйдите с дороги!
Решившийся было «динозавр» Сева шагнул к нам.
— Стой! — окликнул его Баранов. — Шум будет, не понимаешь, что ли? Не грохать же всех четверых, право слово? Ну, мужики, ну, припомню я вам этот эпизод при случае. Последний раз спрашиваю: будем врагами расставаться или добром их отдадите?
— Лучше, конечно, добром расстаться, — вздохнул я. — И этих паршивцев для суда уберечь. Отдай их нам, Игорь Викторович… Отдай, а?
— Ненормальные! — скривился Баранов. — Блаженные! Эй мы, ублюдки! — окликнул он Белова и Крутина. — Не дай вам Бог попасться мне на глаза даже через пятнадцать лет! И я еще решения суда подожду. Надеюсь, что кто-нибудь из вас выкрутится. У Крутина, во всяком случае, точно шансы есть. Я буду ждать тебя, Толя.
— Нет! Чистосердечно… Как на духу! — заверещал тот. — Все, как было…
Баранов еще раз сплюнул и кивнул своим «динозаврам»:
— В машину, быстро!
Бандиты послушно потянулись к выходу.
— Зря вы так, — сказал нам Баранов. — Честное слово, зря. Могли бы по-доброму расстаться. Не боитесь с ними один на один остаться?
— Нет, — сказал Разумовский. — Они будут дожидаться милицию…
— Ну, смотрите, — сказал Баранов. — Вам жить… Но я буду следить за ходом дела. Если что не так — я их под землей найду, и тогда меня уже никто не остановит. Будете давать показания — меня забудьте. Не было меня здесь, понятно?
Он еще раз оглядел нас с ног до головы, раздраженно покачал головой и не прощаясь вышел.
— Как-то не везет мне с «авторитетами», — вздохнул я, через окно наблюдая за отъезжающими от дома машинами. — С «авторитетами» и священнослужителями.
— Спасибо, Коля, —
— Угу, не за что, — отозвался я. — Подумаешь, едва не прирезали. Есть у них здесь телефон?
— В углу на столе, — услужливо подсказал Крутин. — Можно я сам в милицию позвоню? С повинной? Пожалуйста… ну что вам стоит?..
— Делайте, что хотите, — сказал я, поднимая одну из брошенных бандитами шляпных коробок. — Мне все это и так уже поперек горла стоит.
— Спасибо вам, — глухим голосом сказал Белов. — Я знаю, что вам на это наплевать. Но все равно — спасибо.
Он отошел к стене и утомленно опустился на пол, закрыв глаза. Крутин уже с азартом в голосе пытался объяснить дежурному по отделению, что он не шутник и не алкоголик, а честный и раскаявшийся убийца. Положив трубку на рычаг, он счастливо улыбнулся и сообщил:
— Поверили… Сейчас машина приедет.
— А клад-то все-таки был, — задумчиво сказал я вслух. — Был.
— Чудно все это, — отозвался иерей. — Алюминиевый клад.
Я с удивлением посмотрел на священника:
— Ты в школе учился?
— Разумеется, учился…
— Штаны ты там просиживал, а не учился, — обвинил я его. — На последней парте в морской бой играл. Говорила тебе мама: «Учись сынок, а не то священником станешь»? В каком году алюминий открыли?
— Хм-м… Кажется, в 1825, — припомнил иерей.
— А промышленное производство когда наладили?
— Не помню… Я давно это все изучал…
— Вот то-то и оно. В 1854 году, но тогда его производство было слишком дорогим. В 1888 году в Швейцарии открыли первый завод, а примерно в 1890–1895 годах алюминий был уже достаточно дешев.
— Ну?
— Гну! — рассердился я. — Фотография Игонина в каком году сделана?.. В 1907, когда производство алюминия было уже налажено в России.
— Интересно, — сказал иерей. — Но это значит, что Игонин положил эти куски металла в тайник, уже зная, что стоимость его невелика и будет падать год от года? А зачем? Пошутил? Или это какой-то особый сплав?
— Какие уж тут шутки, — улыбнулся я. — Да и никаким особым сплавом там не пахло. Алюминий как алюминий.
Я прислушался к быстро приближающемуся звуку милицейских сирен и похлопал по картонной коробке:
— Вот он — клад… А алюминий выполнял две функции: отвлекал дураков и охранял коробки от воздействия воздуха. Видишь, как сделан тайник? Надежно, добротно, без единой щели для доступа воздуха. А тот воздух, что был внутри, «съел» алюминий. Там был почти вакуум. Коробки сохранились идеально…
Две машины с «мигалками» на крышах остановились возле дома. Мускулистые ребята в форме неторопливо выбрались из них и, подойдя к окну, заглянули в помещение. Я приветливо помахал им рукой:
— Вход со двора. Там открыто.