Следствие ведут дураки
Шрифт:
— Понял. Все понял. Только вы, Иван Александрович, не размахивайте так пистолетом. Вы его, поди, у арабов покупали?
— У арабов.
— Так, не ровен час, самопроизвольный выстрел может произойти. У них, у этих арабов, часто «паленое» оружие, левое, стало быть, бывает.
— А ты не учи! А то мигом окажешься у меня в…
— …ен-ститу-те Сиклии-и-хвасовв-сковва-а-а!..
Ваня вздрогнул всем телом и, не веря своим ушам, медленно перевел мутный взгляд туда, откуда донеслись до него эти ни с чем не спутываемые звуки. Продолжая не верить своим ушам, он тут же потерял всякое
Живым и явно похмельным Осипом Моржовым.
Застреленным в петербургском ресторане «Арагви» три недели тому назад.
Продолжая невнятно бормотать что-то себе под нос, Моржов приблизился к окаменевшему от изумления Астахову и проговорил:
— И чаво ж? Живой, стало быть, курилка? А я уж думал, что ты… эх, да чаво уж там! Рад тебя видеть. Ну, здорово, что ли, Саныч!
Астахов выронил пистолет. Тот грохнулся об пол и в полном соответствии с предсказанием Ансельма вдруг выпалил. Стоявшая на столе бутылка водки, из которой только что плеснул себе стопку Ваня, разлетелась вдребезги. Запахло спиртом.
Осип досадливо крякнул и, хлопнув Ивана Саныча по плечу, сказал:
— Ну чаво ж? Бывает. Жалко, добро перевел. А чаво, Яклич, — повернулся он к Ансельму, — у тебя будет еще водки? Похмелиццы-от нада-а.
— Есть там, в холодильнике возьми, — отозвался тот, тоже явно «припухший» от внезапного появления Осипа и дальнейшего пантомимного развития ситуации.
Осип деловито полез в холодильник, вынул оттуда запотевшую от холода водку и очередную фигурную баночку с тисненой лубочной этикеткой «Russkij ogurtchiki». Налил стакан, выпил, словно не замечая скрестившихся на нем взглядов — оцепенело-потрясенного астаховского и облегченно-расслабленного, принадлежащего Ансельму. Осип крякнул, закусил огурчиком, а потом повернулся и произнес:
— Ну, енто уже лучше. Таперь можно, пожалуй, и поговорить. Енто самое… ты давно из Питера, Саныч?
— Давно, — на автопилоте ответил Ваня Астахов. — Я вообще-то только сегодня в Париж… из Швейцарии. Я… это самое… через Финляндию. Еле выбрался, — добавил он, а потом взял из рук Осипа водку и выпил с тем же остекленелым выражением на лице. — Уф-ф… черт!! — Он резко выдохнул, а потом, помедлив, спросил у Осипа:
— Значит, ты того… жив остался? А я думал, что тебя порешили?
— Кто?
— Ну, этот… черный человек.
Красное лицо Осипа стало багровым.
— А-а, вот оно что, — тоном, не предвещавшим ничего хорошего, протянул он. — Да нет, он меня не кончил. Так, подстрелил… немного. У меня вообще целая история. Меня же теперь то ли в покойниках, то ли в пропавших без вести числят. Я после всей этой катавасии глаза продираю, смотрю — темно.
— Такая же херня, — не удержался от ремарки Ваня.
— Только ты где очнулси, Саныч?
— Я — в канализации.
— Тоже не кисло, — одобрил Осип. — Ну, а у меня еще хлеще. Меня в холодильник запихали.
— В холодильник? В морге, что ли? — воскликнул Иван Саныч.
— Ну не на мясокомбинате же! Я очухалсси, просек, куда меня запихали, и давай колотить в
— Так вот почему там вся квартира была перевернута, и денег не было, одна пачка только случайно за диван завалилась! — воскликнул Иван Саныч. — А я, грешным делом, подумал, что приходил этот… — Он осекся и медленно перевел взгляд на Ансельма.
— Ну скажи ему, Осип Савельич, — отозвался тот, — скажи, что я тут вовсе не при чем.
— А чаво ж ты ему свою ксиву не всунул? — осведомился Моржов. — Объяснил бы, что к чему… а то вон оно как получилось, едва он тебя не улопатил!
— Да объяснишь тут! — загорячился Ансельм. — Он пришел, злой как зверь, и сразу мне в харю ствол тыкать пошел! Я и продохнуть не успел, как он из меня чуть дуршлаг не сделал, даром что я двух слов сказать не успел.
— Погодите… — пробормотал Иван Саныч, — то есть как это… значит, это не он?
— Да, не он, — категорично заявил Осип, — я тоже как в Париже появился, едва его не убил. Только он все-таки мне разложил по полочкам, что к чему. Яклич, ну достань там свои корочки!
Ансельм подошел к стене и, отдернув занавеску, открыл дверцу маленького сейфа, тускло сверкнувшего из открывшегося пространства. Достал оттуда красное удостоверение и протянул Ивану Александровичу. Тот некоторое время буравил его недоуменным взглядом выпученных глаз, а потом глянул в раскрытое удостоверение и прочитал:
— «Селин Анатолий Яковлевич, майор УРПО ФСБ РФ.» Чево-о? ФСБ? Так вы что… из комитетчиков, что ли?
— Совершенно верно, — улыбаясь, подтвердил Ансельм.
— А что это за УРПО?
— А это особый отдел госбезопасности: Управление по разработке и пресечению деятельности преступных формирований, — ответил Ансельм.
— Что-то никогда не слышал такого…
— И правильно, что не слышал. Потому что секретно все. Иногда аж скулы сводит, так противно от этой секретности. А я в этом Управлении состою на должности офицера глубокого прикрытия. Кошу под русского эмигранта… видишь: АнСЕЛьм — Анатолий Селин. Занимаюсь утечкой секретной информации из российских КБ к конкретно парижским управлениям французских спецслужб… долго объяснять, да и смысла не имеет. Хотя для вас грифа секретности давно уже нет никакого: вы ситуацию на своей шкуре оценили, так что не мне вас учить, что к чему.
Ваня заморгал:
— Нет, я все-таки не понял… если не вы, то кто же? Кто устроил всю эту резню в Париже, а потом и в Питере?
— Кто? Ты спрашиваешь — кто? А сам еще не догадался, нет, Иван?
— Н-нет, — промычал Ваня и как-то по-скотски замотал головой.
— Это ты зря, — посочувствовал Осип, который тем временем гвардейскими темпами уговорил им же початую бутылочку водки (кстати, имевшей стандартный парижский объем — не поллитра, а 0,7) и теперь примеривался ко второй. — Мы его только недавно поймали. Почти случайно, между прочим. И знаешь, за каким занятием?